Работа должна была стать легче. Инженеры «Червятника» разрабатывали способы, с помощью которых фокус червокамеры мог бы наблюдать за отдельным субъектом без необходимости участия человека-наблюдателя… Но все это – в будущем.

Кейт отодвинула от стола стул, встала и потянулась. Она устала сильнее, чем думала; попробовала, но так и не смогла вспомнить, когда у нее был перерыв.

Она рассеянно смотрела на изображение, непрерывно поступающее от червокамеры. Над Центральной Азией сгущалась ночь, но за маленькими иллюминаторами самолета еще можно было разглядеть землю, словно бы покрытую рубцами, полосы бурых пустошей, все еще необитаемых и теперь, через сорок лет после распада Советского Союза, которому всегда было плевать и на свою землю, и на своих людей…

На плечо Кейт легла рука, сильные пальцы начали массировать затекшие мышцы. Кейт вздрогнула, но прикосновение было знакомым, и она не смогла не расслабиться.

Бобби поцеловал ее пышные волосы.

– Так и думал, что найду тебя здесь. Ты хоть знаешь, который час?

Кейт взглянула на табло на софт-скрине.

– Поздний вечер?

Бобби рассмеялся.

– Ну да – по московскому времени. Но это Сиэтл, штат Вашингтон, Западное полушарие, и на этой стороне планеты – чуть больше десяти утра. Ты проработала всю ночь. Опять. У меня такое чувство, что ты меня избегаешь.

Кейт вспыльчиво отозвалась:

– Бобби, ты просто не понимаешь. Я слежу за этим парнем. Это круглосуточная работа. Коллинз – оперативник ЦРУ, который, похоже, налаживает связи между нашим правительством и целым рядом лидеров повстанческих группировок в регионе Аральского моря. Там происходит нечто такое, о чем правительство не желает нас оповещать.

– Но, – с театральной торжественностью произнес Бобби, – червокамера видит все!

Он был одет в горнолыжный комбинезон – яркий, разноцветный, снабженный системой терморегуляции и жутко дорогой. Здесь, в теплом уголке «Червятника», Кейт видела, как раскрываются искусственные поры, как под ними проглядывает смуглая загорелая кожа. Бобби наклонился к софт-скрину, взглянул на изображение, на заметки Кейт.

– А сколько Коллинзу лететь? – спросил он.

– Трудно сказать. Несколько часов.

Бобби выпрямился.

– Если так, сделай перерыв. Твой объект наблюдения никуда не денется из самолета, пока тот не приземлится – или не рухнет на землю, а за это время червокамера с превеликой радостью и сама за ним понаблюдает. Кроме того, он спит.

– Но он там с Поповым. Если он проснется…

– Тогда записывающая система зарегистрирует все, что он скажет или сделает. Пойдем. Дай себе отдохнуть. И мне тоже.

«Но я не хочу быть с тобой, Бобби, – с тоской подумала Кейт. – Потому что есть вещи, говорить о которых мне совсем не хочется. И все таки…»

И все-таки ее по-прежнему влекло к нему – влекло, невзирая на то, что она о нем знала.

«Ты становишься слишком закомплексованной, Кейт, – сказала она себе. – Слишком зацикленной на себе. И тебе совсем не повредит хоть на время удрать из этого холодного и безжизненного сарая».

С трудом заставив себя улыбнуться, Кейт взяла Бобби за руку.

Выдался погожий безветренный день – приятный промежуток между штормами, которые теперь то и дело осаждали тихоокеанское побережье.

Со стаканами кофе со сливками они шли по парку, разбитому вокруг «Червятника». Невысокие земляные валы, мостики через ручьи, невероятно огромные старые деревья. «И все это заказано и устроено по эскизу Хайрема, – думала Кейт. – За бешеные деньги и без особого вкуса». Но небо было ясное, ярко-голубое, зимнее солнце уже немного согревало лицо, а позади Кейт и Бобби на траве, густо пропитанной серебристой росой, оставались темные следы.

Они нашли скамейку с механизмом терморегуляции. Скамейка нагрелась настолько, что роса на ней высохла. Кейт и Бобби сели на скамейку и какое-то время молчали и пили кофе.

– Мне все-таки кажется, что ты от меня прячешься, – негромко произнес Бобби. Кейт заметила, как имплантаты на сетчатке его глаз поляризовались на солнце, и глаза стали серебристыми, какие бывают у насекомых. – Дело в червокамере, да? Во всех этих этических моментах, которые так тебя смущали?

С готовностью, от которой ей стало стыдно, Кейт ухватилась за эту мысль.

– Еще бы не смущаться! Технология такой силы…

– Но ведь ты присутствовала при заключении соглашения с ФБР. Того соглашения, в результате которого червокамера попала в руки людей.

– Ох, Бобби… Люди… даже не знают о том, что эта треклятая штука существует, – не говоря уже о том, что правительственные агентства используют ее против них. Ты только вспомни, сколько сразу отловили неплательщиков налогов и родителей, не по назначению использующих детские пособия, сколько лиц, незаконно купивших оружие, были осуждены по закону Брейди, сколько арестовано серийных сексуальных маньяков.

– Но это же хорошо! Разве не так? Ты о чем говоришь? О том, что не доверяешь правительству? Сейчас не двадцатый век.

Кейт ворчливо отозвалась:

– А ты вспомни, как говорил Джефферсон: «Любое правительство приходит в упадок, когда власть целиком передоверяется правителям. Поэтому только сами люди являются единственными надежными хранителями». И что ты скажешь о вторжении в штаб республиканцев? О каком благе для людей тут можно говорить? О каких интересах граждан?

– Ты не можешь судить наверняка, использовал ли Белый дом для этого червокамеру.

– А как же иначе? – Кейт сокрушенно покачала головой. – Я хотела, чтобы Хайрем разрешил мне в этом покопаться. Но он немедленно отстранил меня от этого дела. Мы заключили Фаустову сделку, Бобби. Я не хочу сказать, что все ребята в администрации президента и в правительственных агентствах обязательно жулики, но они – всего-навсего люди. А им в руки попало такое мощное и тайное оружие… Бобби, я бы самой себе не доверяла, окажись у меня в руках такая силища. Случай с шпионажем в штабе республиканцев – это только начало кошмара в духе Оруэлла[34], который нам предстоит пережить. Что касается Хайрема – ты хоть имеешь представление о том, как Хайрем относится к своим работникам здесь, в «Нашем мире»? Желающие поступить сюда на работу проходят проверку вплоть до исследования ДНК. За всеми сотрудниками ведется слежка через базы данных кредитных компаний, полиции и даже федеральных органов. У него и так уже имелось предостаточно способов оценивать производительность труда и поведение сотрудников, а теперь у него есть червокамера, и Хайрем, если нужно, может следить за людьми двадцать четыре часа в сутки. И никто из нас с этим ничего поделать не может. Уже состоялось несколько судебных процессов, в результате которых стало ясно, что работники конституционно не защищены от противоправного надзора со стороны работодателей.