Осман

Вижу, как Куколка движется в направлении террасы, и спешу последовать за ней. Торжество проходит ровно и правильно, все довольны, в особенности дед.

Он активно обсуждает с отцом Сабины дела, планируя завтрашний день и подписание договора. На нас даже не смотрит, и хочется думать, что окончательно поверил в нашу с Варей игру на публику.

Сегодня я расслаблен, но сказывается напряжение вчерашнего дня и утренний разговор с Варей. Десятки мыслей крутятся в голове, не давая покоя. Нужно всё обдумать и решить: чего я на самом деле хочу?

Когда до двери остаётся пара шагов, передо мной, словно из-под земли, появляется Камилла.

Блуждающий взгляд и сцепленные в замок пальцы выдают её волнение.

– Привет, Осман. Потанцуем? – неуверенное предложение бывшей женщины.

А у меня бровь в удивлении выгибается и, кажется, даже челюсть отвисает.

– Потанцуем? Ты серьёзно? Нет! Я к тебе даже прикасаться не хочу, – тут же отрезаю все попытки наладить контакт.

– Зачем ты так, Осман? Всё ведь можно вернуть. У нас была такая горячая любовь, большая, глубокая и…

– Вот именно – была. Пока ты не сделала то, что сделала, уничтожив эту любовь. Больше ничего нет и никогда не будет. – Бессмысленный разговор меня раздражает.

– Можно попытаться простить, начать всё с начала, с чистого листа, заново, Осман. – Камилла практически умоляет. – Забыть всё плохое.

– Забыть? Я видел собственными глазами твою измену. Я видел всё. Никогда это не забуду, такую картину невозможно вычеркнуть из своей памяти, она намертво въелась в моё сознание. – Глубоко вдыхаю, чтобы не послать к чёрту Камиллу прямо сейчас. – Мне пора, меня ждут.

– Твоя девушка? Кого ты обманываешь, Осман? Тебе никогда не нравились блондинки!

– Всё меняется и предпочтения, как оказалось, тоже.

– Сегодня, когда дед усадил твою девушку рядом, я поняла, что он её принял в семью. – Камилла смотрит с надеждой, верит, что я смогу опровергнуть её слова.

– Да, принял. С первой минуты знакомства. Её приняли все – каждый член семьи Басировых, – говорю это с некой гордостью и показательным удовлетворением.

Только произнеся это вслух, понимаю, насколько сильно меня греет изнутри этот факт. Несмотря на постоянные неудобные вопросы родни, они всё же абсолютно все симпатизируют Варе. Меня это радует и в то же время пугает. Как я потом всё им объясню?

– Ко мне он никогда так хорошо не относился. – Камилла дёргает плечиком, недовольно вздёрнув нос.

– Да. И, согласись, никогда этого не скрывал. Дед всегда честен. Ты об этом знала, чему удивляешься?

– Удивляюсь тому, как быстро и просто он принял русскую.

– Дед видит, что я счастлив, и плевать, какой Варя национальности, всё равно, какой у неё цвет волос и насколько богата её семья. Она моя женщина. Для деда этого достаточно. Мне пора. Будь счастлива, Камилла.

– И ты, Осман, – прилетает мне в спину.

Оборачиваюсь, чтобы встретиться взглядом с бывшей женщиной:

– Я уже счастлив.

И моё пепельное счастье ждёт меня на террасе.

Варвара

Не проходит и десяти минут, как меня сжимают в крепкое кольцо знакомые руки.

– Держи. – Осман протягивает бутылочку воды и таблетки в ладони. – Всё купил, как ты сказала.

Даже не смотрю на них, не задумываясь беру и выпиваю. Он наблюдает за мной, словно хочет что-то сказать, но не решается.

– Спасибо, минус одна проблема. Во сколько мы завтра уезжаем? – осталось совсем немного, и больше не нужно будет лгать. Хотя бы самой себе.

– Сразу после ужина. Дань уважения деду за его гостеприимство. С тобой он будет долго прощаться. Во вторник вечером у меня важная встреча в Москве, нужно успеть.

– Когда ты скажешь, что мы расстались?

– Когда соберусь с силами. – Большой мужчина смущается, и я понимаю, что дед не одобрит его решения. – Когда смогу это произнести, – целует мои ладошки. – Фи рассказала мне о твоём разговоре с мамой, – начинает несмело, и я понимаю, о чём он меня хотел спросить весь вечер.

– Вот болтушка!

– Она не виновата, Варь, просто переживает. Что мать сказала?

– Что замок сменили, мои вещи собрали. До свидания, Варя, ты здесь больше не живёшь, – снова вспоминаю все сказанные мамой фразы. Становится тошно.

– Куколка, за эти два дня ты многое со мной прошла: деда, свадьбу, моих родственников и бывшую женщину. Я безмерно тебе благодарен. Хочу купить тебе квартиру…

– Нет, – резко его обрываю на полуслове. – Нет, Осман. Не смей. Даже говорить не смей. Это гадко. Это будет выглядеть, словно плата… за секс, понимаешь? За близость, которой я сама хотела. Я просила лишь море. Этого достаточно, – чеканю каждое слово, чтобы он меня услышал и понял.

Перед отъездом с Леркой пошутили, что Осман с лёгкостью может купить мне жильё за услуги, и пару раз эта мысль проскакивала в мыслях. Но сейчас я даже думать о таком не хочу, просто не могу, потому что теперь меня устраивает только одна награда – он.

– Я очень хочу, чтобы в твоей жизни был мир, понимаешь? – обнимает. – Чтобы ты приходила к себе домой, и никто слова тебе не сказал, что ты мешаешь, должна уйти или уехать. Не хотел обидеть тебя своим предложением, честно, лишь хочу сделать что-то, что тебя порадует.

– Покажи мне море…

– Завтра, как обещал. Я свои обещания выполняю.

Не знаю, сколько мы так стоим на террасе обнявшись. Молча. Каждый думает о своём.

Мне безумно хорошо в его объятиях, спокойно, безопасно. Кажется, ещё совсем немного – и я смогу снова поверить, снова довериться, снова открыть свою душу.

Если и влюбляться, то только в такого, как Осман, если и желать большего, то только с таким, как он.

Я так хотела уехать, особенно после волны вранья, сказанного деду, но сейчас глубоко внутри искорка желания жаждет найти повод, чтобы остаться: в этом доме, с этими людьми, с этим мужчиной.

Мы сделали всё, чтобы нам поверили, но перестарались, и ложь стала настолько правдивой, что, возможно, мы и сами желаем в неё поверить.

Сейчас, чувствуя его объятия, я понимаю, что вот так мне бы хотелось провести всю жизнь – не терзать себя сомнениями, а душу вселенским неверием.

В двенадцать провожаем молодых теперь уже в их общий дом, и, можно сказать, официальная часть праздника окончена.

Сегодня никто не тянет меня танцевать, участвовать в конкурсах и играть на публику, но я устала – очень.

Понимаю, что два полноценных праздника подряд требуют выдержки и довольно большого количества сил.