Для тех, кто рассказывал отцу Хёрли о своей жизни, посвящал в свои заботы, выкладывал сплетни, Грегори служил идеальной дежурной темой — всегда можно справиться о нем и услышать восторженный ответ, только слушай с вежливым видом, а потом запросто вернуться к собственным делам. Никто не заметил, что с какого-то момента отец Хёрли перестал сам заговаривать о Грегори, а его ответы стали уклончивыми и не такими информативными, как раньше. Слишком хороший дипломат, он заботился о том, чтобы никто этого не заметил. И об этом его качестве люди тоже говорили: ему бы служить в министерстве иностранных дел, консулом или даже послом.

Джеймс Хёрли лишился матери еще в детстве, и Лора всегда была для него одновременно матерью, сестрой и лучшим другом. Лора была на пять лет старше брата. Ей исполнилось семнадцать, когда на ее попечении оказались большой рушащийся дом, младший брат и нелюдимый отец, обращавший на детей не больше внимания, чем на покойную жену или родовое имение.

Теперь-то Джеймс Хёрли все понимал, но тогда он жил в детском страхе, стараясь не раздражать сурового, холодного отца. Если бы не он, Лора могла бы поступить в университет, а вместо этого она осталась дома и только окончила секретарские курсы в ближайшем городке.

Эта мысль всегда мучила его.

Лора работала в местной бакалейной лавке, пока ее не купила более крупная фирма; потом в местной пекарне, которая в конце концов слилась с тремя соседними пекарнями; затем в приемной у врача, и во время ее работы там врача лишили звания за нарушение профессиональной этики. Лора часто повторяла маленькому брату Джимбо, что она, похоже, приносит несчастья своим работодателям. И ее маленький брат Джимбо часто предлагал ей устроиться на работу к ним в школу, надеясь, что тогда ненавистную школу закроют.

Она горячо поддерживала брата в его призвании; они совершали долгие прогулки по проселочным дорогам, сидели вдвоем на мшистых берегах, на приступках изгородей между полями и разговаривали о любви Божьей так же, как другие говорят о спорте или кино.

Лора Хёрли со слезами на глазах опустилась на колени, чтобы принять от брата первое благословение после того, как он отслужил свою первую мессу.

Их отец к тому времени уже умер, так и оставшись до конца безразличным и безучастным к судьбе собственных детей. Джеймс сделался священником, но с тем же успехом он мог бы стать солдатом или жокеем — его отцу было все едино.

Пока Джеймс учился в семинарии, он очень беспокоился за Лору. Она жила в сторожке у ворот поместья, их бывшего дома. На фоне соседних имений Большой Дом не был таким уж большим и все же он выглядел весьма солидно. Но Лора не испытывала унижения от того, что поселилась в домике привратника, где раньше жили без всякой арендной платы те, в чьи обязанности входило открывать и закрывать ворота для Хёрли. Она весело объясняла, что гораздо легче следить за маленьким жильем, чем за большущим домом, а с тех пор как их отец сначала переселился в частную лечебницу, а потом отошел в лучший мир, и она осталась одна, и содержать Большой Дом больше не имело смысла. К моменту его продажи набралось столько долгов — за обучение Джеймса, за содержание отца в лечебнице, — что имение пришлось заложить. В банке почти ничего не было, и мисс Лора Хёрли, преданная сестра и верная дочь, осталась без приданого.

Но Лору никогда не преследовали подобные грустные мысли. Она была счастлива, выгуливала двух своих больших колли, вечерами читала у маленького камина, а днем отправлялась на работу в контору местных адвокатов. Она со смехом говорила, что умудрилась еще не прикрыть их лавочку, как случалось раньше. Но она принесла туда кардинальные перемены.

И прежде всего изменила семейное положение закоренелого холостяка мистера Блэка-младшего. Мистера Блэка, который в свое время был самым завидным женихом во всем графстве. И вот когда сорокалетний мистер Блэк увидел тридцатичетырехлетнюю Лору Хёрли, его твердокаменная решимость навсегда остаться одиноким и свободным поколебалась.

А потом пришло письмо: «Дорогой Джимбо, ты не поверишь, но мы с Аланом Блэком решили пожениться. Нам бы очень хотелось, чтобы обряд бракосочетания совершил ты. Оба мы, мягко выражаясь, уже не первой молодости, поэтому не станем выставлять себя на посмешище и развлекать толпу зевак. Мы хотели бы поехать в Дублин и, если это возможно, обвенчаться в твоем приходе. Дорогой Джимбо, я никогда не думала, что можно быть такой счастливой! И чувствовать себя так беззаботно и уверенно, будто все это было нам суждено. Не заслужила я такого счастья, ей-богу, не заслужила!»

Отец Хёрли навсегда запомнил это письмо от сестры, оно так и стояло у него перед глазами — маленький листок желтоватой бумаги, покрытый буквально набегающими друг на друга словами. Он помнил, как глаза его увлажнились слезами радости при мысли о том, что есть все-таки справедливость на свете, раз такая добрая женщина нашла себе великодушного, хорошего человека. Алана Блэка он не помнил — помнил только, что тот был очень хорош собой и одевался с иголочки.

В двадцать девять лет отец Джеймс Хёрли уже ощущал себя человеком, умудренным жизнью, и — странное дело — соединяя руки Лоры и Алана Блэка на церемонии бракосочетания, он глядел на старшую сестру с бережно-покровительственным, каким-то отцовским чувством. Он надеялся, что этот темноглазый, темноволосый человек с едва начавшими седеть висками будет добр к Лоре, оценит щедрость ее души и бескорыстие.

Не раз он ловил себя на том, что смотрит на них с надеждой, которая была чем-то большим, нежели простое желание, немой молитвой о том, чтобы между сестрой и этим высоким красавцем всегда царил мир. Лицо у Лоры было открытое, честное, но даже в этот день, день ее свадьбы, никто бы не назвал ее красивой. Волосы у нее были гладко зачесаны назад и стянуты широкой кремовой лентой под цвет костюма, такой широкой, что могла сойти за шляпку или головной платочек для церкви. Лора припудрила лицо, и светившаяся на нем улыбка согревала сердца немногочисленных присутствующих. Отец Хёрли молил Бога, чтобы внимание красавца адвоката когда-нибудь не обратилось на других женщин.

Годы спустя он изумлялся своей тогдашней наивности — как он вообще мог считать себя способным давать советы мужчинам и женщинам на их земном пути? В этом изменчивом мире не было и никогда раньше не бывало чувства более сильного и постоянного, чем любовь Алана Блэка к жене. С того дня, как они наведались к нему, загоревшие и веселые, после своего возвращения из Испании, где провели медовый месяц, ему ничего не оставалось, как признать: его собственные суждения, основанные на внешнем впечатлении, были поверхностными. Да и почему бы Алану Блэку, человеку умному, интеллигентному, не увидеть высокие достоинства Лоры Хёрли, ее доброту и любящее сердце? В конце-то концов, сам Джеймс Хёрли всегда видел в ней это, так почему же он думает, что адвокат мистер Блэк его глупее?

Он часто приезжал к ним погостить. Они отремонтировали домик привратника и пристроили к нему несколько комнат. На одной стороне дома появился кабинет, от пола до потолка заставленный книгами; по вечерам они затапливали там камин и частенько читали втроем, сидя в больших креслах. Нигде до того он не знал такого мира и счастья.