— Как ты думаешь, что они собирались с тобой сделать?

— Я не знаю, милый. И мне страшно, за себя и за тебя. Ты воин, тебя ждет пыточный столб. А я не знаю, смогу ли это выдержать.

Уаиллар гордо выпрямился:

— Я справлюсь. Но когда это будет, ты лучше не смотри, не нужно.

Аолли сгорбилась и снова спрятала лицо у него на груди.

Уаиллар прижал её к себе и, чтобы отвлечь, стал нашёптывать на ухо стихи, которые сочинил дорогой.

2

Так они провели все утро, а когда солнце залило уже почти весь двор, к их клетке подошли несколько круглоухих.

Двое из них были явно воинами, крепкими, с плавными движениями хищника; они были увешаны своим странным и страшным оружием. Лица гладкие, только вокруг рта немного шерсти, у одного погуще и с сединой, у второго пореже, но подлиннее, тёмно-каштановая и слегка вьющаяся. Странные сооружения из мятой шерсти на головах. Кожа каких-то животных, плетёные волокна и блестящие бляхи из перерождённого огнём мёртвого камня на всем теле, в несколько слоёв. Чёрные вонючие кожаные оболочки на нижних конечностях, жёсткие даже с виду.

Третий был калека-аиллуорро, он полз на обрубках ног, да и на всем теле его видны были следы плохо заживлённых ран. Такие раны получают только воины, и только сражаясь с воинами, или у пыточного столба — когти и зубы хищников оставляют совсем другие следы. Аиллуэ дарят воинам с такими ранами быструю и безболезненную смерть, потому что жить им, лишённым возможности сражаться, незачем. Жизнь воина — сраженья, битвы со зверями, походы чести на другие кланы и на круглоухих — что ещё может делать аиллуо, доживший до первого имени? Лишь в старости уважаемый воин может перестать ходить на врага и спокойно доживать жизнь, делясь мудростью и опытом с молодыми. Было странно, что круглоухие не понимают этого и заставляют бесполезных аиллуорро мучиться бессмысленной жизнью. Уаиллара аж передернуло, когда он подумал о такой жестокости.

На калеке не было мёртвой кожи, только балахон из сплетённых волокон, и оружия он не нёс.

Трое приблизились к клетке, обмениваясь низким и монотонным рычанием, в которое вплетались иногда странные шипящие и свистящие звуки. От них несло острым потом, мёртвой и вымоченной в чем-то гадком кожей животных, характерным запахом мёртвого камня и почему-то маслом, какое бывает в семенах некоторых растений. Подойдя, они некоторое время разглядывали пленных, по-прежнему порыкивая. Потом тот воин, что постарше, повернулся к аиллуорро и что-то пробурчал. Калека покачал головой сверху вниз, открыл рот — и Уаиллар, хоть его и предупреждала Аолли, едва не упал от изумления: этот обрубок пытался говорить на благородном языке аиллуэ!

Он обратился к Аолли:

— Этот воин, он твоя воин? Он прийти за тебя?

Аолли, взглянув на него со смесью жалости и презрения, коротко ответила:

— Да.

Калека буркнул что-то остальным и сказал:

— Нет страх, вас не убивать. Мы спросить, вы ответить.

Сказать, что Уаиллар был в недоумении, значило не сказать ничего. То, что происходило — было невероятно и неправильно. Не говоря уже о том, что круглоухие полуживотные могут говорить на аиллуэ, не говоря уже о том, что они смогли захватить его в плен, они ещё и вели себя странно. Пленённого воина положено держать взаперти до пыточного столба, его положено кормить и поить — но взрослый аиллуэ никогда не станет с ним разговаривать. Говорить можно с равными себе, а воин, попавший в плен — опозорен уже этим, и разговоры с ним — уарро, запрет!

Чего же они хотят?

Калека начал говорить ещё что-то, но понять его было очень и очень трудно. Он знал на аиллуэ довольно много слов, но самых простых, к тому же не мог произнести их чисто и правильно: путал интонации, из-за чего слова меняли смысл. Да и связывать их калека толком не умел. К тому же говорил он на смеси самого низкого языка и почему-то детского. Все, что понял Уаиллар — речь идет о ком-то молодом (?) или невысоком (?) — эти слова звучат очень похоже — круглоухом. Молодой или невысокий круглоухий «идти мимо лес, с ним аиллуо». Калека говорил «аиллуо» во множественном числе. Какие аиллуо могли идти с круглоухим и не убить его, будь он молодой или невысокий?

Наконец, вмешалась Аолли, предположив, что аиллуо, может быть, тоже круглоухие? Калека обрадовался и снова закивал головой сверху вниз; Уаиллар подумал, что, наверное, это у круглоухих знак согласия. Он даже подтвердил это, произнеся неуместное здесь и очень грубое выражение, означавшее «да» в общении с безымянными уолле. Затем он обернулся к старшему из круглоухих, и они снова немного похрипели и порычали.

Но на этом они опять застряли надолго. Что нужно было от молодого или невысокого, сопровождаемого круглоухими «аиллуо», ни Уаиллар, ни Аолли так и не могли понять.

Калека заходил и так, и этак, составляя из немногих слов диковинные конструкции. Помогал себе жестами. Старший из воинов тоже пытался помогать ему жестами, при этом они противоречили друг другу. У Уаиллара снова начала болеть голова; в конце концов он почувствовал, что больше не может, отвернулся и ушел в глубь клетки, где и вытянулся, стараясь держаться подальше от грязного угла.

Между тем Аолли, стараясь говорить как можно проще, попыталась объяснить калеке, что в клетке грязно, а вода — плохая. Как ни странно, он понял — видимо, он знал больше слов, обозначающих простые понятия и дела, чем сложные. Калека порычал-похрипел со старшим из круглоухих и, видно, до чего-то договорился.

— Вы сидеть там, — сказал он, показывая на один из углов клетки. — Круглоухий открыть дверь, достать грязь. Принести новый трава. Вы вылить вода из (тут он произнес что-то невообразимое низким рычащим и шипящим голосом, видно на своем языке). Круглоухий налить новый вода.

Уаиллар напрягся. Если только они откроют дверь… это шанс. Главное, не спугнуть, не насторожить раньше времени. Он был уверен, что даже без оружия сможет убить этих троих, а там будь, что будет. По крайней мере, он умрет в бою, а не у столба пыток, как и следует умереть воину.

Он взглянул в глаза Аолли — и она без слов поняла, что он задумал, и сделала одобрительный жест. Уаиллар почувствовал, как тёплая волна прошла через его сердце: всегда, всегда Аолли понимала его, как никто.

И только тут до него дошло, что именно она придумала весь план.

1

Беспорядочная толпа, предводительствуемая ньорой Амарой (которая, несмотря на одышку, решила пройтись до дома Харрана пешком), а также самим Харраном и, разумеется, гильдмайстером Ронде, куда ж без него, — в скудном и неровном оранжевом свете факелов и фонарей, двинулась в сторону харранова дома. Что характерно — вместе с женщинами и детьми, так же изнывающими от любопытства, как и храбрые мужчины. Да что дети и женщины — даже слуги наличествовали, в количестве, явно большем, чем было нужно, чтобы освещать дорогу. В толпе мелькнул и армано Миггал с рукой на перевязи и перекошенным, недовольным лицом.