– Нет, я еще не звонила, – сказала я и добавила мысленно: «И не буду звонить, пока не приму свою таблетку». Вслух же я сказала: – Я обязательно ему позвоню, но попозже. Зато я позвонила твоей гувернантке Имельде и предупредила, что ты со мной. – Я пошла быстрее.

– А почему ты зовешь свою маму по имени?

Перегретая скороварка, в которую превратилась моя бедная голова, готова была вот-вот взорваться. И что тогда будет, я не имела ни малейшего понятия.

– А почему коровы срут где попало? – отрезала я. – Просто зову – и все!

– Не выражайся, Вивьен Ли! Я тебя не так воспитывала! – крикнула мне Кэрол-Линн.

Я остановилась. Голова кружилась, то ли от боли, то ли от ярости. «Ты меня вообще никак не воспитывала», – огрызнулась я, правда, мысленно.

Кло смешливо наморщила носик и стала наконец похожа на нормальную двенадцатилетнюю девочку.

– А почему Вивьен Ли? По-моему, так звали актрису, которая играла в одном старом фильме. В проекционном зале у мамы моей подруги Хейли висит в рамочке старая афиша, и на ней написано это имя.

Кэрол-Линн просияла.

– Вивьен Ли действительно играла заглавную роль в моем любимом фильме. Сначала я хотела назвать дочь в честь главной героини, но моя мама сказала, что имя Скарлетт звучит вульгарно.

– Вульгарно? – переспросила Кло и снова наморщила нос.

– Отстойно, – «перевела» я, припомнив словечко, чаще всего доносившееся с заднего сиденья моей машины, когда я везла в школу Кло и ее одноклассниц.

– Вивьен!..

Я вздохнула. Теперь уже не только голова, а все мое тело пульсировало от приступов обжигающей боли. Хотела бы я знать, чем я так прогневила бога, что он решил поместить меня, мою мать и Кло в одни и те же географические координаты? Увы, с подобной ситуацией я справлялась из рук вон плохо. Откровенно говоря, я с ней вообще никак не справлялась. В данный момент, к примеру, я чувствовала себя тяжелым грузовиком с прицепом, у которого отказали тормоза и который все быстрее несется под уклон, навстречу опасному повороту. На протяжении всей своей жизни я пыталась решать проблемы, двигаясь к цели кратчайшим путем и срезая углы, и теперь была просто не готова переключать скорости и маневрировать.

Я все еще пыталась придумать, что́ бы мне ответить, когда Кэрол-Линн взялась обеими руками за планки поломанной калитки сада и устремила свой взгляд вперед. При этом лицо у нее сделалось таким, словно она видела перед собой нечто большее, чем грязь, лужи и заросли сорняков.

– Надо привести огород в порядок, пока Бутси не увидела, – проговорила она задумчиво.

Кло обернулась через плечо.

– Только сначала надо сделать ограду повыше, чтобы туда не пробралась ни одна дикая свинья.

Я посмотрела на мать, на ее бледные и тонкие пальцы, на аккуратно заплетенные волосы и прекрасное, но холодное лицо, которое часто снилось мне в детстве. Только сейчас я поняла, что маленький, озлобленный ребенок, живший во мне когда-то, никуда не девался. Каждый раз, когда мой взгляд падал на Кэрол-Линн, этот ребенок просыпался и начинал топать ногами и сжимать кулачки. И я, и моя мать стали старше, но мои злость и отчаяние отнюдь не остыли.

– Прекрасная идея, – сказала я в надежде, что Кэрол-Линн позабудет о своем намерении, но ее зеленые глаза на мгновение заглянули в мои, заглянули с надеждой и ожиданием, и на секунду мне вдруг захотелось, чтобы она не забыла, чтобы действительно начала что-то делать. Тогда я могла бы уехать, бросить ее как раз в тот момент, когда воссоздаваемый своими руками сад начал бы что-то для нее значить.

Да, я хотела причинить ей боль. Другой вопрос – помогло бы это уменьшить мою собственную обиду и горечь?

Открыв кухонную дверь, я пропустила Кло и Кэрол-Линн в дом и, убедившись, что они направились в гостиную, где стоял телевизор, вприпрыжку помчалась наверх с намерением принять столько таблеток, сколько потребуется, чтобы избавиться и от сжигавшего меня гнева, и от нарастающего чувства вины. Но вот и моя комната… Вытряхнув на ладонь две таблетки, я проглотила их не запивая. На то, чтобы наполнить водой стакан, стоявший на моем ночном столике, требовалось время, а я больше не хотела никаких отсрочек. Ожидая, пока лекарство подействует, я опустилась на край кровати и уставилась на бабочек на обоях, гадая, почему они до сих пор не разлетелись.

Потом я спросила себя, кем была молодая женщина, похороненная под моим кипарисом, и почему она предпочла заговорить из могилы именно сейчас.

Аделаида Уокер Боден. Индиэн Маунд, Миссисипи. Июнь, 1923

Раздвигая руками высокие стебли посаженной мною бамии, я собирала нежные, крупные стручки, а тетя Луиза стояла позади меня, держа наготове овощную корзинку. Установившаяся еще в начале мая жара привела к тому, что бамия росла не по дням, а по часам, и мне приходилось чуть не ежедневно собирать урожай, поскольку в противном случае растения могли полечь под собственной тяжестью, и тогда каждый стебель пришлось бы подвязывать. Сейчас было только девять утра, но солнце шпарило вовсю, и мои алые георгины, росшие вместе с геранью в горшках у задней веранды, поникли и опустили листья. Точно так же, как мои цветы, обвисли и широкие поля шляпы, которую тетя Луиза надела, спасаясь от обжигающих солнечных лучей.

И все же, несмотря на жару, мы предпочитали работать в саду, лишь бы не торчать дома. В последнее время Уилли и дядя Джо спорили буквально из-за всего, а в особенности – из-за того, стоит ли вкладывать деньги в земельные участки во Флориде. Уилли, который только что закончил первый курс Миссисипского университета, утверждал, что родители его однокурсников зарабатывают бешеные деньги, строя там отели, – и все благодаря этой новоизобретенной штуке, которая называется «кондиционированием воздуха». Дядя Джо возражал, что с тем же успехом можно жечь деньги прямо в камине: мороки будет меньше, а результат тот же. Он считал, что единственным способом добиться финансового благополучия является обработка земли и выращивание хороших урожаев, а вовсе не строительство на плодородных участках больших дурацких домов.

В этом месте кузен обычно поворачивался ко мне, но я старательно игнорировала его устремленный на меня взгляд. Тот факт, что я владела и домом, и землей, а мой дядя ими только управлял, был чем-то похож на последний кусок пирога на обеденном столе, который все замечают, но о котором стараются не говорить. Я знала, что за обработку моей земли дядя Джо получает деньги и что платит ему банк, точнее, некое «доверенное лицо» (что это за «лицо», так и осталось для меня загадкой), так что старался он, по крайней мере, не бесплатно. Кроме того, благодаря этому дядя и его семья могли жить в моем доме вместе со мной.

Беда была в том, что Уилли ненавидел возиться с землей, ненавидел вставать с первыми лучами солнца и обходиться без сна в сезон сева и сбора урожая. Он также терпеть не мог нашу плодородную грязь, упрямых мулов и тупых фермеров, способных жить в шалашах на краю своих полей без канализации, электричества и других благ цивилизации. Себя Уилли считал созданным для лучшей доли и не упускал случая напомнить об этом окружающим.