Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, могу… Вот, белая ауди, восемьсот пять.
– Хорошо… Скажи этому полоумному идиоту, чтобы заканчивал свои разборки, и начинал шевелить мозгами!
– Владимиру? – растерянно уточняет она.
– А кому еще?
Я со всех ног бегу в сторону дома. Ключи от машины в холле, на комоде. Права и документы в машине.
– Почему вы ее не остановили?! – поравнявшись с вышкой, кричу охраннику.
– Так у вас тут целый гарем туда-сюда шастает… – пожимает плечами он. – Если каждую пытаться остановить, никаких ресурсов не хватит.
Плюю всердцах в его сторону и врываюсь в дом. Сгребаю ключи от машины и вскоре оказываюсь в своем внедорожнике.
Еще никогда мой автомобиль не ездил с такой скоростью. Наверное, я собрал все возможные штрафы на своем пути, но сейчас штрафы волновали меня меньше всего на свете. Я боялся за Аню. Вдруг она попадет в беду до того, как я ее догоню? Как она вообще могла подумать, что Оливия – брошенная Тыковка? Да Оливии сорок лет! Засидевшаяся в девушках невеста на выданье, которую имел неосторожность подцепить дядюшка. Ну, не разглядел он, сколько ей лет. А когда разглядел и ужаснулся, было поздно. Она присосалась к нему намертво.
А теперь из-за дядиных шашней я могу потерять Аню.
Леночка сказала, что Аня поехала в аэропорт. Ближайший аэропорт находится в Симферополе, а это почти два часа на такси.
Я жму и жму на газ, забывая про тормоз, и мысленно молю только об одном – не попасться на глаза сотрудникам поста ДПС.
Тщетно всматриваюсь в машины, пытаясь заметить номер, на котором уехала Аня. Уже смеркается и на трассе полно машин с разными номерами. Никогда раньше не обращал на это внимания, но семьдесят процентов из них – белые. У меня даже в глазах рябит.
Я добираюсь до Симферопольского аэропорта за полтора часа. Не думаю, что «Ауди», в которой ехала Аня, прибыла на место раньше. В отличие от меня, водитель такси обязан соблюдать правила дорожного движения.
Паркуюсь на свободной парковке и пытаюсь унять разбушевавшееся сердце. Сейчас выйду из машины, встану у главного входа, и ни за что не пропущу свою беглянку. Не удастся ей от меня уехать!
В аэропорту в этот поздний час не очень много людей. Кто-то ждет своего рейса, кто-то только что приехал. Я же, основавшись у главного входа, зорко слежу за дорогой – когда же появится белая «Ауди», на которой от нас уехала Аня.
Удивительное дело – мне везет. Везет, черт подери! Белая «Ауди» подъезжает минут через двадцать.
Скрестив руки на груди, я исподлобья наблюдаю, как Аня расплачивается за поездку. Пока она достает свой чемодан из багажника и несмело смотрит на огромное здание – привет из будущего, внутри меня все бурлит от злости.
Вот она быстро идет ко входу. Отказывается внутри и тут же врезается в меня.
– Далеко собралась? – сощурив глаза, смотрю на нее я. Да, я злой, как черт. Я очень недоволен тем, что она так со мной поступила.
Аня пугается и вздрагивает. Пытается меня оттолкнуть, но я крепко впиваюсь пальцами ей в локоть и притягиваю к себе.
– Давай, поехали обратно, – рычу я.
– Никуда я с тобой не поеду! Возвращайся к невесте и вези ее на Карибы!
Она дергается, но напрасно. Я крепко ее держу. Пусть даже не думает от меня убежать. Я не Асад, извращениями не страдаю. А вот чувство собственности у меня – будь здоров. Поэтому моя почти жена и дети, если они есть у нее внутри, сейчас поедут домой.
– Ты с головой не дружишь? – забрав чемодан, упорно толкаю ее к выходу я.
– Это ты с ней не дружишь! Отпусти меня! Немедленно!
– Запомни: я тебя никогда и никуда не отпущу. Ясно тебе?
– Совсем больной?
Шикарно. Я волоку ее к машине, она брыкается, мы умудряемся слишком громко друг друга оскорблять, и кажется, нас заметили стражи порядка. Хорошо, что моя машина припаркована немного дальше входа в аэропорт. Там не так людно и сотрудники полиции не шастают без особой надобности.
– Как ты вообще могла подумать, что старая тетка в красном платье – моя невеста?!
– А разве нет?!
– Нет! Я тебя люблю!
– Любишь? – на миг Аня прекращает брыкаться. Этого достаточно, чтобы быстро снять сигнализацию и распахнуть дверцу.
– Да, Аня, люблю!
– Правда?
Ее глаза наполняются слезами.
– Не смей сейчас плакать!
Я хватаю ее за руки, крепко прижимаю к себе и вытираю слезы с глаз.
– Разве я бы решился на брак, если бы не любил тебя?
– Но мы ведь… знакомы всего три дня…
– И что?
– Нет, ты, правда, меня любишь? – с отчаянием заглядывает мне в глаза она.
– Правда, – киваю я. – А девушка в красном платье – это Оливия, невеста дядюшки.
Аня усмехается и прижимается щекой к моей груди.
– Я думала, это та невеста, которую тебе нашли родители.
– Нет, та невеста похожа на тыкву. Она не носит короткие красные платья, ей не позволяют это делать габариты, – посмеиваюсь я. – И, поверь, даже если она нагрянет сюда с моей матушкой, у них не получится меня отговорить.
Буря, вспыхнувшая так внезапно, утихает. Несколько мгновений мы просто стоим у моей машины, крепко обнявшись.
– Обещай, что больше никогда не уедешь, – прошу я.
– Обещаю…
Она поднимает на меня свои зеленые глаза и улыбается.
– Я тоже тебя люблю, – срывается признание с ее губ. – Поэтому и уехала. Я не хочу тебя делить, с кем бы то ни было.
– А тебе и не придется. Мы вернемся в Москву, и у нас будет очень хорошая семья.
– Аннабель! Ашким, как ты могла? – раздается скрипучий голос откуда-то слева.
Мне показалось? Нет, не показалось. Прохладное дуло пистолета упирается мне в спину, и я уже представляю надменное лицо турецкого гражданина в дорогом костюме цвета белого камня.
– Ты! Подними руки вверх и медленно отойди от моей невесты!
Асад не один. По левую и правую сторону от него стоят те самые блондинка и брюнетка. Барби-терминаторы, да. Они самые.
– Давно не виделись, папаша, – с усмешкой смотрю на соперника я.
– Я не люблю шутить, – ледяным тоном отзывается тот. – Ты посмел коснуться моей невесты. А того, кто тронет то, что принадлежит мне, ждет смерть.
– Да какая она тебе невеста?! Ты ей в отцы годишься!
– Заканчивай болтать и подними руки!
Я выпускаю напуганную до смерти Аню из объятий и медленно поднимаю руки. Только сейчас я начинаю понимать, какую ошибку допустил, бросившись вслед за любимой девушкой в одиночку. Второй раз за последние дни моя жизнь повисла на волоске.