– Что… О господи, мама, – пробормотала Изола, поднимаясь. От промокшего ковролина пахло сыростью и плесенью. Ручеек воды змеился к лестнице.

Изола распахнула дверь. Яркий электрический свет вновь ее ослепил, но даже сквозь черные точки в глазах она увидела знакомую картину: мама нежится в ванне.

Ее голова свесилась набок, а глаза были плотно закрыты.

– Мама! – завизжала Изола. – Мама! Проснись!

Изола ринулась к ванне, обхватила обнаженное тело мамы и постаралась усадить. Отвела руку и залепила матери пощечину, за которую была вознаграждена вскриком.

– Ай, Зола! – пискнула мама, отворачивая лицо с расплывающимся красным пятном и постепенно приходя в себя.

– Мама! – Словно холодные пальцы сжимали сердце Изолы, выдавливая жизнь из спящей там крохотной красной птички. Вместо облегчения Изолу захлестнула буйная ярость. – Что ты, черт возьми, творишь? – закричала она. – Ты тут всю ночь просидела? Ты же могла утонуть! О чем ты думала?

– Не смей так со мной говорить! – заплетающимся языком пробормотала мама Уайльд, и ее ресницы захлопали, как крылья бабочки. – Я – твоя мать.

– Так веди себя как мать! Господи, мама, да что с тобой такое?

Изола нагнулась и выдернула затычку из слива. Вода начала уходить.

– Ночью решила полежать в ванне и, должно быть, уснула…

– Не хочу этого слышать! – Изола по-детски заткнула пальцами уши, а сердце сжалось еще сильнее. Страх прошел, с мамой все нормально, но почему с каждой секундой она чувствует себя все хуже и хуже? – Просто замолчи и попробуй встать. – Изола попыталась ей помочь, но мама по-прежнему беспомощно полулежала. – Мама, это глупо. Ты могла умереть… О, где же папа, когда он тебе нужен?

Но Изола понимала, что даже если бы отец был дома, он бы не побежал наверх. Он уже слишком много раз ставил маму на ноги как в прямом смысле, так и в переносном.

Застонав от напряжения, Изола, наконец, подняла маму. Завернула в белое полотенце и принялась растирать сморщенную кожу.

– Прости, Изола.

– Все нормально, – рассеянно отмахнулась Изола, хотя уже устала слышать эти два слова в связке. – Я просто не понимаю, как ты могла тут спать? Тут же холодно и шумно… Может, твое лекарство слишком сильное? Когда ты в последний раз была у доктора Азиза?

– Мне так жаль, Изола, – слабо отозвалась мама.

Изола помогла ей дойти по коридору до спальни, которую по-прежнему считала родительской, хотя мама давно спала там одна. Последние пять лет отец провел в гостевой комнате внизу и никогда даже не поднимался наверх, чтобы проведать жену.

Изола облачила маму в халат и уложила в постель. Включила электрическое одеяло и прочитала инструкцию к таблеткам на тумбочке: «Может вызывать сонливость. Во время приема не рекомендуется управлять транспортными средствами и заниматься работой, требующей повышенной концентрации внимания».

– А также принимать ванну, вставать с постели и быть взрослым, – сказала бутылочке Изола под аккомпанемент мерных вдохов и выдохов спящей мамы и вышла, оставив дверь открытой.

Спустилась вниз: отец уже ушел на работу. Вволю напившись кофе, собрала все имеющиеся в доме острые предметы: ножи, бритвы, ножницы, перламутровую вилку для устриц, канцелярский нож, украшенный стилизованной головой Нефертити.

Вернулась наверх: перекатила маму в безопасное положение, как поступают на вечеринках с перебравшими алкоголя, чтобы они не проглотили языки и не захлебнулись рвотными массами. Рассказала маме несколько сказок, хотя она ничего не слышала, и сварила суп, чтобы покормить больную, когда та проснется. На всякий случай даже позвонила на горячую линию по вопросам отравления.

Весь день она проходила в школьной форме, и заломов на юбке хватило, чтобы вечером отец ни о чем не догадался.

На следующее утро Изола послушно стояла с опущенной головой, боясь не удержать и прервать тираду сестры Кей. Монахиня чуть ли не выпускала пар из ноздрей, словно бык из старого мультфильма.

– Бесстыдная, высокомерная, отвратительная! – Для пущего воздействия при каждом слове монахиня била палкой по брусчатке двора. – Пропускать занятия без уважительной причины – это плохо, но не позвонить и не взять трубку – еще хуже! Насколько мне известно, – выплюнула сестра Кей, грозя Изоле костлявым пальцем, – ты – на грани исключения, и с каждым днем подходишь к ней все ближе!

Прозвенел звонок, и Бриджит Маккейд проплыла мимо к выходу в сопровождении обычной свиты пожирательниц времени. Бриджит злобно ухмыльнулась. Изола еле удержалась, чтобы не отсалютовать ей в ответ.

Еще на втором году обучения в школе Святой Димфны противостояние между Изолой и Бриджит обострилось настолько, что сестра Кей позвонила в дом номер тридцать шесть, чтобы обсудить конфликт. Трубку взял папа Уайльд и потом весь вечер кричал на Изолу: он ведь так тяжело работал, чтобы заплатить за обучение дочери! И почему она вечно лезет на рожон? Почему бы просто не обращать внимания на этих девчонок?

Наверху мама затащила Изолу к себе в кровать и сказала: «Зола, если ты и правда не хочешь там учиться, то тебе не обязательно возвращаться в школу Святой Димфны. В конце концов…

Еще один хороший совет от мамы:

«Из водосточной трубы шампанского не нальешь».

Изола тогда униженно шмыгнула носом, вытерла слезы рукавом и спросила, что это значит.

Мама объяснила, что из совершенно плохой жизненной ситуации невозможно взять ничего хорошего. Потом обняла дочь, привлекла к себе и сонно пробормотала, что если Изола хочет, то может остаться здесь, с ней.

Прижимаясь ближе, Изола возразила, что все не так плохо, – и действительно, у нее ведь была Лоза. А к Лозе Бриджит относилась вдвое хуже, так какое Изола имеет право бежать, словно крыса с корабля?

С тех пор Изола прекратила отвечать на подколки Бриджит и ее подпевал и прятаться во время уроков в часовне или в туалете третьего этажа. Она научилась ни на что не обращать внимания.

Но жизнь все равно не стала похожей на шампанское, и Изола заставляла себя глотать день, словно обязательное противное лекарство, – совсем как мама.

Пока сестра Кей продолжала ее отчитывать («И одерни юбку, подол задрался слишком высоко!»), мимо проплыла престарелая сестра Мари-Бенедикт.

Та самая монахиня, которая перекрестилась, встретив Изолу в часовне.

– Я молюсь за тебя Пресвятой Деве и святому Доминику, дорогая, – прошептала она.

Изола никогда не обращала особого внимания на сестру Мари – единственного призрака в школе Святой Димфны. Монахиня была всего лишь осколком, застрявшим во времени, и мало что могла сказать.

Начался урок религиоведения. Лоза листала книгу, в которой описывались все святые заступники. Палец прошелся по странице, где были перечислены Святые на букву «Д».