– Странные люди, – нахмурилась Изола.

– Во многом поэтому они считали не случайным, что национальная героиня, которая тем и прославилась, что ночами не спала, ухаживая за ранеными, носила фамилию Найтингейл – «соловей».

– Винзор сказала, что однажды видела ее прямо перед рассветом, эту Флоренс Найтингейл! – запищала Цветочек, перепорхнув к Изоле на коленку, и Изола опустила глаза, недоуменно сведя брови:

– Откуда ты знаешь, кто такая Флоренс Найтингейл?

– Матушка рассказала, – гордо прочирикала Цветочек.

– Ах да.

Матушка Синклер, любимая опекунша Цветочка, всю жизнь проработала медсестрой. Она часто брала подопечную в кармане с собой в больницу и отпускала полакомиться букетами, которые посетители приносили больным. Воротничок матушки Синклер всегда украшала брошь с портретом Флоренс Найтингейл.

Изола бросила хмурый взгляд на фею:

– Дорогая, мы сейчас о настоящих соловьях. То есть о птицах, а не о людях.

– А я – о людях! О Флоренс Найтингейл! – настойчиво повторила Цветочек, и Изола невольно улыбнулась, но тут же вновь посерьезнела, когда фея громко добавила: – Флоренс-Соловушка, которая поет всю ночь, как соловей, утащила дедушку Ферлонга!

Изола сглотнула гневные слова, напомнив себе, что Цветочек, вероятно, до сих пор перевозбуждена от всего происходящего. В конце концов, она была такая кроха! Несколько эмоций сразу в нее попросту не помещались.

Изола обвела всех взглядом.

– Где он?

Повисла напряженная пауза. Изола посмотрела на самого старшего брата. Тот встал с кровати.

– Алехандро?

– Мы не знаем, querida, – покачал он головой.

Руслана, набычившись, подпирала стену и пожевывала острую как бритва нижнюю губу.

– Отличный предлог! – рявкнула она. – Я очень довольна, что мы, наконец, избавились от этого труса!

– Руслана…

– Он бросил ее, Алехандро, и не пытайся подсластить пилюлю! – Фурия машинально выхватила кинжал с кривым лезвием. – Не знаю, куда он направился и почему не позвал нас на помощь, – да и, честно говоря, мне наплевать. Если он когда-нибудь вернется, ему придется держать ответ передо мной!

Цветочек перепорхнула на руку Русланы и принялась рассматривать свое отражение в клинке.

– Может, он испугался и поэтому удрал?

– И не решился нам сказать, – фыркнула Руслана.

Изола, конечно, знала, что все призраки рано или поздно уходили – блекли, как оставленные под дождем картины, выцветая до того, что их больше не могли увидеть наделенные зрением Нимуэ. Даже осколки, эти задержавшиеся на земле после смерти сгустки злобы, со временем могли исчезнуть. Но дедушка Ферлонг? Неужели он выбрал бы такой момент для того, чтобы окончательно покинуть бренный мир?

– Действительно, он терпеть не мог сантиментов и долгих прощаний, – признал Алехандро и тут же добавил: – Но так ни в коем случае не поступил бы, не предупредив хотя бы Изолу.

Руслана посадила Цветочка к себе на плечо и убрала кинжал в ножны, отводя от призрака сердитый взгляд.

– А она могла как-то ему навредить? – подумала вслух Кристобелль и печально стряхнула капельки воды с золотой чешуи. – Признаюсь, я не все понимаю о вас, духах, но он ведь уже мертв.

Злясь на собственное бессилие, Алехандро вздохнул и сказал:

– Я не знаю.

Все замолчали, а Изола записала дату и имя дедушки на стене-дневнике, у которой стояла кровать. Под ней она нацарапала мантру:

ДУРНОЙ ГОЛОВЕ СОН ПОКОЯ НЕ ДАЕТ.

– Наверное, поговорка правильно звучит как «дурная голова ногам покоя не дает», querida.

– Я предпочитаю свой вариант, – возразила Изола, и голос ее дрожал под стать рукам, чертившим надписи на стене. – И потом, неужели ты считаешь, что я смогу хоть на минуту уснуть, когда тут шныряет это существо?

– Винзор здесь уже давненько, – усмехнулась Руслана.

Цветочек возмущенно затрепыхалась, услышав насмешку над своей кузиной.

Изола уткнулась лицом в ладони.

– Что мне делать? Раньше я никогда не сталкивалась с воинственными привидениями. – Она почувствовала, как просел матрас под весом Алехандро, вновь примостившегося в изножье кровати.

– К счастью, ты не знала меня, когда я только умер… – пробормотал он.

Изола подняла глаза. Словно услышав секретное кодовое слово, Руслана вскинула руку и поймала порхающую по комнате фею за прозрачное крылышко (отчего Цветочек недовольно запищала). Затем подхватила на руки Кристобелль, которая устало выдохнула:

– Будь благословенна, Руслана. Пусть твои моря всегда будут солеными…

И вся троица тактично исчезла, пройдя сквозь стену.

– Когда видишь свое безжизненное тело… с тобой происходит что-то странное, – тихо сказал Алехандро. – Прошу тебя, querida, пойми: когда человек становится призраком, это ужасный удар. Со мной было именно так, а ведь я умер не насильственной смертью. Я умер в погоне за удовольствием, не думая о маме, папе и маленьких сестрах: Лусии, Хасинте, милой Франсиске…

– Алехандро, я… – Изола не знала, что сказать. Она никогда не слышала в голосе брата такой горечи. Она легонько коснулась его рукава, чтобы дать призраку понять, что разделяет его боль.

– Ты должна запомнить еще одно, – прошептал он. – Та девочка в лесу не просто умерла. Она была убита, а это не обычная смерть, querida. Убийство ранит душу глубже, так как оно противоестественно. Нежеланно. А эту девочку вдобавок предала собственная мать – человек, которому она должна была доверять душой и телом.

– Что? – вскинулась Изола.

– Потому что мать, которая выносила и родила…

– Нет, какая еще мать? – Изола повернулась и провела пальцем по словам «лесная ведьма» на стене, записанным сразу после того, как Руслана поведала ей историю мертвой девочки.

– Руслана сказала, что эту девочку – Флоренс, или как там вы ее называете, – убила ее мать. Но я знаю всех Детей Нимуэ, бывавших в этом лесу, – и среди них я ни разу не встречала никакой ведьмы.

* * *

На следующий день на лужайке не было мертвых птиц, но обнаружилось кое-что другое.

Кролик, черный с проседью, как густые брови дедушки Ферлонга. Задушенный. На его горле была затянута проволока. Изола распутала ее, не переставая гладить кролика по голове, словно ему все еще требовалось утешение, где бы он ни был.

Изола изучила орудие убийства. Струна для мандолины.

Изола похоронила кролика в яме, оставшейся от выкорчеванной сливы, и ничего не сказала братьям.

Лежа в постели, Изола перечитывала «Леди из племени единорогов» в красноватом свете бра. Новое окно было крепко заперто на две щеколды. В комнату вошла мама Уайльд. Выглядела она немногим лучше, чем слива в свои последние деньки. Отчего-то она похудела, и щеки ее напоминали неглубокие могилы.