– Сядь! – жёстко произнёс Николаич. – Нечего крыльями размахивать. Блаженный ты человек, Валя, – заговорил уже спокойно. – Ничего не видишь, в своём мире живёшь. Хорошо, попробую объяснить. Чем Валера в Москве занимался?

– Разным… Не знаю. Что-то с мумиё связанное.

– Ну? Соображай.

Валентин плюхнулся на лавку. Волосы растрёпаны, бородёнку куцую вперёд выставил.

– Всё у Валеры ещё там просчитано было. Он не в Монголию, он сюда ехал. И мы ему нужны, чтобы мумиё собирать. Он жизнь свою устраивать приехал. Он даже бабу свою с собой притащил.

– Какую бабу? – вскинулся Валентин.

Безучастно сидевший до сих пор Сергей засмеялся.

– Да Ольгу! Ты что, действительно думаешь, что она его дочь? Трахает он её. Что, не веришь? Вон, у Сергея спроси.

Повисло молчание. Оно было таким тягостным и вязким, что казалось можно мять рукой.

– И что теперь? – растерянно спросил Валентин.

– Сергей на днях в Москву укатит, а нам с тобой надо свою жизнь обустраивать как-то… – отозвался Николаич. – Нет, я не против… можно и мумиё пособирать… и жить здесь можно. Только понимаешь, Валя, теперь мы каждый сам за себя будем.

– Подожди! А зачем он так сделал? – перебил его Валентин.

– Просто он себя самым умным возомнил. Лидер. Мы ему в рот смотрели. Он же видел: завлекла нас сказочка про свободную Монголию, на этом и сыграл. Скажи, что мы поедем мумиё на Алтае собирать, могли бы и отказаться. А ему руки рабочие нужны. Тьфу ты! Не руки, крылья!

– А с Ольгой? Зачем скрывать-то?

– Если бы ты знал, что он со своей бабой ехать собрался, ты бы, наверное, и свою жену позвал? Да и я, может быть… Это была бы уже не рабочая команда, а семейный табор. Зачем ему это? Да и не добрались бы… Сейчас, Валя, не о том думать надо, что случилось, а о том, что дальше делать. Оставаться или упасть в ноги Серёже: отвези нас обратно. Останемся – пути назад не будет.

Видавший виды автобус, с тонированными до черноты стёклами, натужно завывая мотором, вползал на перевал Чике-Таман. Слева – каменная стена, забранная крупноячеистой сеткой, предохраняющей от осыпающихся камней, справа – обрыв, внизу – бурлящие воды Катуни, впереди – пики снежников, освещённые слабыми лучами заходящего солнца. Дорога петляла – серпантин.

Михаил Васильевич сидел особняком, на переднем сидении, сразу за шофером. Медленная натужная езда усыпляла. Клевал носом, проваливаясь на секунды в благодатную дрему и тревожно вскидывался, смотрел в окно на проплывающую мимо каменную стену и проваливался опять.

День был длинным и тяжёлым, и конца-края видно не было. Как только выяснилось, что крылатые в Курае, поступил приказ – брать! Неразбериха, суета. Счёт пошел на часы – успеть до прибытия московской группы, справиться собственными силами, отрапортовать. И вот он трясётся в автобусе с приданной группой ОМОНа – ребята серьёзные, молчаливые. Командир – парень лет тридцати, лицо в веснушках, чёлка короткая… Деревня деревней кажется, если бы не косая сажень в плечах, квадратный подбородок, выпяченный вперёд, и пустой взгляд водянистых голубых глаз. Сидит рядом с водилой, на дорогу смотрит. И имя под стать – Василий. Вася-Василёк со «стечкиным» в руке. Остальные – в салоне. В чёрной форме, молчаливые, зловещие. Один на заднем сидении раскинулся – спит, другой – на наваленных в проходе рюкзаках пристроился – спит тоже, остальные сидят, в окно смотрят. Автоматы на сидениях разложены, сумки брезентовые.

– Смотри, чего это он? – ткнул в лобовое стекло командир.

Впереди красная «бэха» со включенной аварийкой притормаживает, не даёт ехать.

Макс! Его номера. Зачем он здесь?

– Тормози. Свои.

Встали. Приткнулись на обочине. Макс как всегда в своём репертуаре, из машины выскочил, дверцей хлопнул и к ним в автобус.

– Здорово, мужики! – заорал с подножки. – Что как черепахи ползёте? Я думал, вы в Курае давно. Капитан Давыдов Максим Александрович, – представился. – Я теперь у вас за главного буду. Вот приказ, – протянул бумагу командиру омоновцев. – Михаил Васильевич, ты тоже глянь… План пока всё тот же. Едем в Курай и поспешаем. Давайте-ка рокировочку сделаем. Миша ко мне в машину, а к вам я специалиста подсажу. Думаю, знакомить не надо, он из ваших…

Из «бэхи» выбрался высокий худой мужчина, в камуфляже. Шапочка с длинным козырьком на глаза надвинута, лица не разглядеть. Забрал с заднего сидения узкий длинный предмет в чехле, не спеша поднялся по ступенькам в автобус.

– О! Зоркий Сокол объявился. И тебя подгребли? – услышал Михаил, прежде чем дверь с шипением закрылась.

Макс газанул так, что полетели камушки из-под колёс. Автобус сразу остался далеко позади. Сидеть на кожаных сидениях было удобно, но непривычно. Мотора не слышно. Машина плавно вписывалась в повороты.

– На перевале остановимся, подождём их.

Михаил промолчал. Навалилось безразличие – тебя главным назначили, вот ты и думай. А я посижу, подремлю пока…

– Ты на меня зуб не держи. Не моя инициатива. И поверь, я бы с радостью отказался. – Максим говорил серьёзно, без обычных подначек. – Как только ты машины нашел и выяснил, что они в Курае, начальство как с цепи сорвалось. Забегали. Шушукаются по кабинетам. Мэр приехал…

– И всё равно я не понимаю, почему тебя вдруг главным? Я – машины нашёл, про Курай узнал… На захват с группой послали. Что не так? Почему переиграли? – Тяжело развернулся плечами, посмотрел на Макса. Тот не отрываясь глядел на дорогу, высвеченную фарами. Казалось, вылетает из темноты и сама укладывается под колёса.

– Принято решение крылатых зачистить. Сопротивление, попытка перехода границы… Причина – не наша забота. Пускай начальство голову ломает. На нас – техническая сторона дела.

– Да ты что? Они совсем охренели? – Михаил по бабьи всплеснул руками. – Подожди! А этих… сопровождающих? Там же девчонка совсем молодая.

– Проводников не трогать. Их в управление. – Помолчав, добавил: – И наша задача, Миша, провернуть всё это до двенадцати завтрашнего дня. К приезду москвичей всё должно быть кончено. Мужика видел, которого я привёз? Снайпер. Вот теперь и думай, повезло тебе или нет? Я так с удовольствием бы на тебя это дело переложил.

Дальше ехали молча. Михаил сидел, закрыв глаза, не хотел ничего видеть: ни серьёзное лицо Макса, ни его руки, сжимающие руль, ни дорогу, выныривающую из темноты, ни саму темноту, безжалостно затопившую всё вокруг. Бессвязно думал о поганой работе, которой приходится заниматься, о крылатых, которых никогда и в глаза не видел, а сейчас их нужно… о долге и приказе, о подчинении, о том, что всё-таки хорошо, что не он руководит операцией.

Поднялись на перевал. Фары высветили небольшую площадку с жавшимися друг к другу, пустыми сейчас, самодельными прилавками – местные жители выставляют свои поделки, продают проезжающим. Склон горы сначала полого, а потом стремительно заваливался вниз. Весь усеян камнями. А присмотреться – сложенные из камней пирамидки, совсем маленькие и побольше. Древний алтайский обычай: миновал перевал – поблагодари богов… Одинокое голое деревце прилепилось к скале – ветви густо усеяны повязанными лоскутками материи, свисают тонкими прядями, большинство выцвело до белизны под солнцем.