И все же было неприятно. А он уже начал себе нравиться. Немного. Он думал, что начал завоевывать здесь доверие.

Интересно, как она отреагирует, когда заметит отсутствие карты?

«Они приходили почти каждую неделю, разные люди, муж­чины и женщины. На каждом из них был медальон или какой-то значок, чтобы я мог знать, кого приглашать к этому столу. Но уже несколько месяцев никто из них не приходил... возмож­но, месяцев восемь».

Восемь месяцев назад, как раз тогда, когда исчез агент Торн.

Он помнил, что в то время вся работа архива, казалось, оста­новилась. Веллингтон даже подумывал о том, чтобы подняться на второй этаж и посмотреть, в чем там дело. Может, они там вымерли? Или какое-то дело полностью вышло из-под контро­ля? А может быть, министерство вообще закрыли? Учитывая эксцентрическую природу их организации и те тайны, с которы­ми ей приходится сталкиваться, его бы не удивило, если бы ко­рона внезапно навеки прекратила все их операции.

В конце концов он передумал подниматься наверх в офис, на­помнив себе, что агенты относятся к нему просто как к удобно­му ресурсу, средству, которое помогает им лучше выполнить свою работу. Он смутно припоминал ту неуверенность, с кото­рой Торн обратился к нему, когда пришел в архив за информа­цией по своему делу. «Интересно, — подумал Веллингтон, — работала ли с ним Элиза, когда Торн склонился над моим рабочим столом, рассматривая меня с покровительственным видом». Он вспомнил, что Торн назвал его аналитическую ма­шину «удивительным устройством», сказал, что она оживила архив. Но для него это была просто очередная игрушка, вроде тех, которые выдают «жестянщики» из отдела научных иссле­дований и разработок. Торн, Кэмпбелл и другие всем своим ви­дом показывали, что агенты посещают архив исключительно по необходимости и никогда не заглядывают сюда, чтобы перебро­ситься шуткой или немного поболтать. Чем эффективнее Вел­лингтон выполняет свою работу, тем скорее они могут отбыть на свои задания.

Так вели себя все, за исключением агента Брэндона Хилла. Хотя его россказни про поножовщину с участием обезьяны, которыми тот потчевал архивариуса, заставили Веллингтона сомневаться, в своем ли уме этот агент вообще.

И тем не менее агент Торн являлся частью министерства. Они были своего рода соотечественниками, объединенными общим гербом учреждения, они были частью одной большой машины, призванной служить на благо ее величества. Но, да­же находясь вдали от кабинетов и офисов, Веллингтон пони­мал: что-то случилось. Подтверждением послужило появле­ние Кэмпбелла, который принес для каталогизации материалы и записки по делу, которому, казалось, не видно было конца. С точки зрения министерства, это конкретное дело подлежа­ло закрытию в связи с кончиной агента Торна. Веллингтон не знал деталей, но он все понял по растерянному выражению на лице Кэмпбелла.

Букс мог не любить Торна, но он тоже переживал эту поте­рю. Возможно, не так тяжело, как Элиза, но все же пережи­вал. Торн, видимо, был человеком, завоевавшим ее доверие.

А сейчас в его кармане лежал адрес, который, как он знал, отсутствовал в деле, лежавшем в министерстве. Новый пово­рот в загадке, и о нем в настоящее время никто не знал.

«Я только запомнил, что неожиданно появился один моло­дой человек, он думал, что игра уже началась, но кроме него никого не было».

А потом агент Торн исчез.

«Кэмпбелл нашел его в одном из притонов Вест-Энда, он рьяно нес какой-то сумасшедший бред...»

Этот адрес был следующим ходом Торна восемь месяцев то­му назад. Он понимал: что-то не так и ему угрожает опасность. И агент Торн предпринял несколько шагов, необходимых для того, чтобы Элиза могла продолжить преследование, если с ним что-то случится.

«Архив — это место, где тайна продолжается».

Он когда-то сказал это Элизе. Верил ли он сам своей рито­рике до этого момента? В архиве действительно продолжает­ся тайна дел, забытых даже самими агентами, которых чувство долга обязывало раскрыть их во имя королевы и родины.

Он чувствовал, что земля у него под ногами пошатыва­ется. Голова шла кругом. Да, он на самом деле прилично выпил. И алкоголь свалит его, если он немедленно не отпра­вится домой, чтобы приготовить снадобье от похмелья по ре­цепту майя.

Продолжая идти, он ощутил какой-то запах в воздухе, не­что такое, что точно никак не ассоциировалось с его собствен­ной квартирой в полуподвальном помещении. Что-то очень знакомое, но определенно не связанное с его домом.

Над его головой высился парадный вход в Министерство особых происшествий.

Он знал, где найти свое лекарство в архиве. Знал также и о побочных эффектах этого средства, если употреблять его без предохранительных компонентов, которые он добавлял в смесь. Осторожно поднимаясь по ступенькам, Веллингтон огляделся по сторонам и достал ключ механизма, открывав­шего главный замок, одновременно отключая дополнительные средства безопасности на двери.

Насколько он понимал, больше внутри никого не было. По­сле того как Веллингтон покинул фойе и надежные запоры на входной двери вновь сработали, ему было гарантировано пол­ное уединение. Трижды повернув ключ в форме трезубца в па­нели вызова лифта, он снова положил его в карман сюртука и услышал, как где-то в глубине здания затарахтели колеса подъемного механизма. Через несколько мгновений он будет стоять в свете газовой горелки перед люком, ведущим вниз, к его собственному уголку министерства.

Веллингтону было необходимо побыть одному. После того как он залпом выпьет свое проверенное средство, ему пред­стоит многое прочитать, но так, чтобы ему не мешали.

Элиза сама точно не знала, как нашла в себе достаточно сил, чтобы на следующее утро попасть в министерство. Тем не ме­нее, руководствуясь каким-то остаточным инстинктом, она про­снулась и даже двигалась, хотя все ее тело отчаянно протесто­вало против этого, в особенности при запахе еды. С трудом приоткрыв свинцовые веки, она умудрилась одеться и выйти на улицу, все же отказавшись от завтрака, предложенного горнич­ной. Сама она думала, что поесть было бы неплохо, но желудок ее не хотел об этом даже слышать. Звук колес экипажа, катив­шего мимо по булыжной мостовой, тысячей блестящих ножей впивался в ее горящую голову. Летнее солнце неумолимо свети­ло ей прямо в лицо, даже когда она тщетно пыталась прикрыть отчаянно болевшие глаза. Этим утром она чувствовала себя от­вратительно, и все в Лондоне, казалось, старалось добить ее.

Элиза вспомнила свое прошлое задание, когда ее протащи­ли вслед за повозкой по улицам Праги. Она прекрасно помни­ла, как она чувствовала себя на следующий день после этого. Но сегодня утром все было намного хуже. Болело буквально все, каждое движение доставляло страдание, а еще впереди ее ожидал нагоняй от Веллингтона — потому что, да, она опо­здала на несколько часов. И теперь ей предстояло узнать, на­сколько архивариусу свойственны жалость и сострадание.