Я обернулся и увидел Трейвона. Прежде он никогда не обращался ко мне по имени.

– То, что ты сделал с журналом, – гениально, – сказал он.

Я ушам своим не поверил.

– А вот Перри так не думает… – ответил я.

– Она слишком правильная. Думает только о том, как работы не лишиться. А вот у тебя мышление нестандартное. Я серьезно. Ты должен это опубликовать.

– Издеваешься? Перри сказала, что Вивиана разозлится, если это увидит.

– Слушай, – сказал Трейвон, уводя меня в сторону от толпы моделей, пробивающихся к кулеру. – Мы уже несколько месяцев вместе работаем, а я только сейчас вижу, что у тебя талант. Почему ты его скрываешь? По тому, что ты сделал, ясно, что у тебя критический подход. Не надо прятать его в рюкзаке. У меня куча контактов, я знаком с издателем «Нейтив» – это такой журнал о моде, обществе и политике. За переделку Стивена Майзеля они заплатят как минимум триста долларов.

Мы вернулись к работе, Трейвон больше не заговаривал на эту тему. Он был прав: с какой стати я должен скрывать свой талант? Из страха, что Вивиана ополчится на меня, что ли? Да, Вивиана влиятельная женщина. Она может серьезно повлиять на мое будущее фотографа. И тем не менее она человек, а значит, и сама рискует в любой момент потерять свое влияние, ведь модная индустрия так переменчива. По щелчку пальцев я мог стать самым известным фотографом в мире, а она – никем. И уж точно я сбежал в Нью-Йорк от родительского Бога не затем, чтобы сотворить себе нового. Пора выпустить когти и перейти к действиям. Эпоха молчания и покорности подошла к концу. То, что я сказал днем раньше на встрече с Филипсом, четко показывало, в каком направлении я решил идти; моя переделка снимков Майзеля должна стать решающим доказательством, что из ведомого я стану ведущим.

Но не стоило забывать, что Трейвон с самой первой нашей встречи относился ко мне враждебно. В то, что он поменял мнение обо мне всего за пару секунд – пролистал «Вог», проникся моим талантом и захотел помочь, верилось с трудом. Перри сказала, что я рискую лишиться работы, если кто‐то узнает, что я наделал. Что, если Трейвон просто нашел способ от меня избавиться, не пачкая рук?

Я понимал, что рискую стать жертвой коварства собственного коллеги, но в конце дня попросил Трейвона связать меня с издателем «Нейтив».

Домой я вернулся после девяти, измученный, но довольный. Подумал, не следует ли позвонить маме и узнать, как там тетя Сьюзи, но не решился; в конце концов, мама позвонила бы сама, случись что серьезное.

– Эзра! – окликнул меня Сет с кухни.

– Привет. Я дико устал, пойду спать.

– Нет, подожди. Я сангрию сделал. Выпьем по стаканчику.

Я вошел в кухню – Сет мешал в большой кастрюле какое-то темное варево. На поверхности плавали здоровенные куски кое‐как нарезанных фруктов. Выглядело не слишком аппетитно. Я развернулся, чтобы уйти к себе, туда, где меня ждала удобная кровать.

– О, кстати, ты же не против, что я взял бутылку, которая тут стояла? У меня вино закончилось. Я тебе новую куплю.

Я застыл в ужасе.

– Какую бутылку?

– Ну ту, что на шкафу стояла.

– Нет! – я схватил бутылку, на которую указывал мне Сет. То самое «Брунелло», что я должен был принести на вечеринку Вивианы. – О нет, скажи, что это шутка!

Сет недоуменно на меня уставился.

– Сет!

– Да что я такого сделал?

– Почему ты меня не спросил, прежде чем брать вино?!

Он пожал плечами.

– Извини. Сказал же, куплю другое.

– Эта бутылка стоила сто пятьдесят долларов, придурок! – завопил я в ярости.

Дверь в комнату Джеймса открылась.

– Простите, а можно потише? У меня конференс-колл с Сеулом.

Я проигнорировал его и продолжил:

– Конечно купишь, и прямо сейчас!

Я проталкивался сквозь толпу, оглядываясь в поисках хоть одного знакомого лица, но без толку. В руках у меня была бутылка «Брунелло» – пришлось покупать новую после того, как придурок Сет пустил первую на свою сангрию. Я проходил мимо людей – они громко болтали, держа в руках бокалы с шампанским. Никого из них я прежде не видел. Гостиная была забита до отказа; потея в пиджаке, купленном в «Заре» в надежде, что никто этого не заметит, я подошел к столу, заставленному подносами с канапе, поставил на него бутылку и попросил у официанта стакан воды. Он пробормотал что‐то вроде: «Пойду поищу», – судя по всему, в доме Вивианы шампанское найти было куда проще, чем воду. Я закатил глаза. Ко мне подошел какой‐то невысокий коренастый парень с умными глазами, темными волосами и запущенной бородой.

– Ты Эзра? – спросил он, пытаясь перекричать шум.

Я поглядел на него: одет он был скромно, но выглядел очень уверенно.

– Да. А ты кто?

– Патрик. Приятно познакомиться, – он протянул мне руку, и я крепко пожал ее. Парень казался одним из немногих приятных людей на вечеринке. У него был сильный акцент, но какой именно, я не понимал.

– Я пару раз работал с Трейвоном, он о тебе говорил.

– С Трейвоном?

– Ага, с ним. Ты не обращай на него внимания. Со мной он тоже ведет себя как козел. Сказал мне, что работает с каким‐то низкорослым чернявым уродом, и ты оказался первым, кого я встретил в этом хаосе. Смешно, правда? Но вообще‐то он не прав. Ты совсем не урод.

– Да уж, Трейвон – сама любезность, – ответил я с сарказмом. Я даже не попытался улыбнуться комплименту – не понимал, какова его цель.

– Кем работаешь? – поинтересовался я.

– Стилист по прическам. По мне что, не видно? Хорошего парикмахера всегда можно узнать по гнезду на голове, – усмехнулся он. – А ты, я слышал, собираешься публиковаться в «Нейтив». Неплохо.

Он рассказал, что несколько лет назад переехал в Нью-Йорк из какого‐то городишки под Варшавой и пошел на курсы парикмахеров. Закончив их, начал работать и с тех пор так ни разу и не ездил к родителям в Польшу. Не из экономии – зарабатывает‐то он прилично. Но он – гей, и в Польше он чувствовал себя изгоем. Варшава живой современный город, а вот о польской провинции так не скажешь, пояснил Патрик.

– Слушай… – попытался я прервать разговор, хоть Патрик и произвел на меня впечатление нормального парня. – Ты Вивиану случайно не видел? Мне надо отдать ей эту бутылку.

– Нет, зато видел Трейвона. Он где‐то там.

– Спасибо.

Прежде чем я ушел, Патрик дал мне свою визитку. Я улыбнулся ему и подошел к Трейвону, который вырвал бутылку у меня из рук, даже не поздоровавшись, и махнул рукой, чтобы я шел за ним. Не знаю, в чем тут было дело: то ли в том, что Трейвон был звездой подиума, то ли в том, что он был очень высоким, но пробираться сквозь толпу