— Пойдем, не мешай ему… Пусть спит.

Она пошла за ним. Сердце стучало быстро-быстро… Опять придется выяснять отношения?

Еще в коридоре ее удивил запах. Вроде не ставила она теста, а пахнет сдобой, ванилью…

Он пропустил ее в дверях спальни вперед. Она вошла и остановилась. На тумбочке у кровати стояла бутылка шампанского, бокал, горели свечи. Так вот откуда запах ванили. А по ее подушке были рассыпаны розы. Много роз.

— Вот… — смиренно сказал за ее спиной Артур. — Еще раз — прости. Прости столько раз, сколько здесь роз.

Она медленно повернулась и посмотрела ему в глаза.

— И за то, что Якову Александровичу меня оболгал, тоже простить?

— Тоже, — он картинно склонил голову.

— Пропусти меня! — она отодвинула его рукой и попыталась выйти из спальни.

— Куда? — он схватил ее и потянулся «зацеловать бобо». Но она выставила вперед ладонь. Получился удар. Довольно сильный. Он отпрянул. Но тут же взял ее руку и шлепнул ею себя по щеке.

— Вот. И еще. И еще! Так меня! Ну, Наташенька, золотко, девочка моя… Ну, я просто сказал ему, что мы с тобой наорали друг на друга в Киркином присутствии, а он… Ну, Наташенька! Я полгорода объехал, чтобы эти розы ночью достать! Ну, прости, я больше никогда так не буду!

Она выдернула у него свою руку, которой он все продолжал шлепать себя по щеке. Правда, слабенько, — с некоторым презрением отметила она про себя.

— Прекрати, Кирюшку разбудишь.

— Все-все-все, прекратил! — с дурашливым испугом прошептал он и привлек ее к себе. — Ну? Простила? Простила!

И он все-таки добрался до нее с поцелуями.

…В человеке много всяких чувств. Среди них Наташа выбрала в ту ночь чувство долга.

Сама замуж пошла. Никто не неволил.

Сколько она замужем? Девять месяцев… Половина из них, до той страшной истории, — какими они были? Как она тогда относилась к Артуру? Не помнит. А потом… Потом начались сомнения.

Эти сомнения подточили в ней все добрые чувства. Она уже не в состоянии смотреть на мужа с доверием. А свекровь и вовсе видеть не может. И все-таки живет в этом доме и, наверное, будет жить еще долго…

* * *

Артур жалел себя. Ругал. Опять жалел. Вспоминал, что завтра в девять часов у них совет директоров, что ему завтра там выступать, и строго приказывал себе спать. И снова начинал жалеть и ругать себя.

Он чувствовал, что Наталья тоже не спит. Затаилась.

Почему он должен блюсти верность женщине, которая годится только в качестве… лечебной процедуры? Без нее нельзя, а после нее… Низкокалорийная диета, а не женщина.

И перед ней приходится унижаться, уговаривать, чтобы снизошла исполнить свой супружеский долг.

Скучно. Скучно жить на свете, господа… Откуда это? У-у, филологиня… Даже в постели с ней в голову только избитые цитаты из классиков лезут. Подумаешь, ребенка она потеряла! И из-за такого пустяка — мировая скорбь и прочее? Тоже мне, трагическая героиня с тонкими нервами и ранимой психикой… Выкидыши бывают у тысяч женщин, и никто не делает из этого трагедии. А она тут устроила… А ему тут приходится терпеть…

Артур искренне считал, что ему просто не везет с женщинами. Ему, такому одаренному, так хорошо продумавшему стратегию жизни. Ему, к неполным тридцати годам сделавшему карьеру, какую редко кто делает и в солидном возрасте. Ему, состоятельному человеку, которому открыты все блага мира. А вот женщины ему попадаются не те. То шлюха, то ледышка рефлексирующая…

Он жалел себя. И ни разу ему в голову не пришла простая мысль: отношения с женщинами — это единственное, что он строил сам. Все остальное выстроил для него отец — мощный, беспринципный и очень умный делец. Что это отец, как ледокол, пробил дорогу во льдах бытия и тащит сына на буксире…

Утром Артур был холоден и неразговорчив. Сказал только:

— У меня сегодня трудный день.

Позавтракал и уехал. А Наталья быстренько собрала сброшенные ночью Артуром на пол и уже увядшие розы, выбросила и их, и свечи, спрятала в бар неоткрытое шампанское. Ее страшно раздражали эти декорации, эти гламурненькие приемчики.

Кирюшка проснулся вполне здоровый, но был какой-то притихший, задумчивый. Вяло поел и ушел к себе. И там сидел, пока Наташа готовила обед и делала легкую уборку — пыль вытереть, все по местам разложить — расставить.

Наконец без Кирилла ей стало скучно, она привыкла, что он все время рядом, — или вопросами ее засыпает, или слушает ее рассказы, или читает ей — уже совсем бегло! Или просто возится с игрушками. Но всегда рядом.

Она потерла лицо руками — что-то лицо как онемело. И пошла в комнату Кирилла. Он что-то собирал из модулей конструктора. Встретил ее неуверенным взглядом и отвернулся.

— Кирюш, обедать пора. И пойдем гулять: на улице сегодня совсем весна.

— Не хочу, — буркнул он, не отрываясь от своего занятия.

— А я твой любимый фасолевый суп сварила. И мясо, как ты любишь, сделала. А потом, если хочешь, в кафешку пойдем, «Баскин Робинсом» побалуемся.

— А папа ругать тебя не будет за мороженое?

— Почему он должен меня ругать?

— А он вчера тебя ругал… Когда мы ехали. Мне.

— Ты, наверное, чего-то не понял, Кирюш. Он, наверное, просто ворчал по-доброму, — постаралась спасти положение Наташа. Но Кирюшка подошел к ней, обнял за талию, куда дотянулся, и печально глядя ей в лицо, сказал:

— Нет, по-злому.

— Ну, ладно, ладно, не расстраивайся! — Наташа присела и начала оправлять на нем одежки. — Все нормально, просто папа устал на работе.

— Наташ… Ты от нас не уйдешь? — Он крепко прижался к ней лбом, потом отодвинулся и сказал умоляюще: — Не уходи!

— Я никуда от тебя не уйду! Клянусь! — ответила она твердо. И уже чуть-чуть ворчливо: — Так ты идешь обедать или нет?

Он моментально повеселел:

— И в кафе тоже! Обещала! — Последнее слово прозвучало совсем по-прежнему — капризно. Наташу это почему-то обрадовало.

* * *

И весна промелькнула незаметно, и половина лета…

Приближался август. Кирилл должен был осенью идти в первый класс, и врачи посоветовал свозить его на Южный берег Крыма.

До поездки оставалось две недели.

Наташа сидела на лавочке в сквере, а Кирилл бегал на площадке с Кирой. Они встречались редко, но с радостью. Наташа не знала, с кем пришла сегодня девочка, но что не с прабабушкой, похожей на бабушку, — точно.

Наташа читала, часто поглядывая в сторону лабиринта. День был жаркий, хотелось пить. Она достала из пакета бутылку воды, с наслажением начала пить. Вдруг ее ног коснулось что-то мягкое и шелковистое. Наташа глянула вниз: о ее ноги терлась кошка, мурлыкала и вопросительно смотрела на нее.