Ллуэллин и Берьен дружили – важный момент в их сотрудничестве. Иногда Берьен мог быть грубоватым, как тогда, когда высказывал свое мнение. Он мог быть взволнованным, дерзким, рискованным, как во время поездки в малоизученные регионы Китая с целью знакомства с тибетским искусством. Его смелый характер часто выражался в манере одеваться – сегодня на нем была бело-голубая полосатая рубашка и ярко-красные подтяжки. Он был крупным и сильным; большая голова с седыми короткими волосами уже начала лысеть на макушке. Нос у него был кривой – когда-то он пытался попасть в боксерскую команду Морской академии. После четырех лет службы на флоте Берьен поступил в университет Эмори, где получил степень юриста, жену и южный акцент.

Речь Бонтанномо подошла к концу. Напоследок он призвал всех принять дополнительные меры предосторожности во время упаковки и транспортировки картин, направляющихся в Гране. Из этого можно было заключить, что решение об участии музея Метрополитен в предстоящей выставке принято.

Берьен подождал, пока дверь за директором закроется.

– Вы его слышали. Возможно, это чертовски глупое решение, но сейчас нужно делать именно так. – Он занял место во главе стола и указал на Ллуэллина. – Для тех, кто еще не знаком с нашим гостем, это мистер Эдвин Ллуэллин. Он является одним из наших выборных попечителей и служит в комитете по приобретениям. Позвольте добавить, что он наш друг, и, как вы слышали от директора, у мистера Ллуэллина есть автопортрет Сезанна, картина, которая с каждым днем становится все известнее. Я видел ее и считаю самой лучшей из всех.

Ллуэллину было забавно это слышать. Берьен не был искусствоведом, но, похоже, говорил искренне.

Берьен продолжал:

– Лу, здесь некоторые из моих людей. Думаю, ты знаешь мою ассистентку Хелен Аджанян.

К Ллуэллину повернулась женщина с густыми бровями. Хелен была ассистенткой еще предшественника Берьена и работала в музее Метрополитен уже тридцать лет. Она приветливо улыбнулась Ллуэллину; трудно было представить, что эту дружелюбную женщину за глаза называли «главным полицейским». Именно Хелен Аджанян требовала строго выполнять правила регистрации картин и других предметов искусства.

– Следующий – Гарри Ли.

Родом из Тайваня, Ли обучался в Калифорнийском университете в Беркли. Его черные волосы падали на лоб, почти касаясь больших очков в темной оправе. Лицо было красивым, даже нежным. Он кивнул и улыбнулся.

– Вон там – Джефф Кауфман.

Молодой человек потянулся через стол и пожал Ллуэллину руку. Кауфман сказал, что он слышал о портрете Ллуэллина, и выразил надежду, что картина доберется до Франции в целости и сохранности.

– Гарри и Джефф в одной команде, – сказал Берьен. – Джефф – наш постоянный эксперт в области транспортировки и страхования. Страхование сложно и дорого. Транспортировка может быть осложнена тем, что многие перевозимые нами предметы должны переправляться в полной секретности. Когда мы отправляем картину стоимостью в двадцать пять миллионов долларов в Токио, она не едет почтой. Гарри отвечает за такую упаковку предметов, которая маскировала бы их. Он также следит за тем, чтобы ничто не было повреждено. Мы редко вывозим керамику этрусков, но если мы это делаем, можете быть уверены, что Джефф использует какие-нибудь необычные упаковочные материалы.

Теперь Берьен стоял за Хелен Аджанян.

– Я полагаюсь на Хелен в завершении всего. Без ее одобрения мы ничего не отправляем. – Он двинулся в сторону Пурвиля. – И конечно, ты знаешь Шарля Пурвиля.

Ллуэллин посмотрел на молодого хранителя, а потом еще раз обвел взглядом всех присутствующих.

– Я хочу, чтобы вы были на высоте. Картина, которую вы отправляете в Экс-ан-Прованс, находилась в моей семье с тех пор, как была куплена во Франции и привезена в Нью-Йорк – очень давно. Около ста лет назад. Она ценна не только для меня; я считаю, что она имеет огромное значение для всего мира искусства. Защитите ее, пожалуйста.

– Можешь положиться на нас, Лу, – сказал Берьен. – Наши планы не изменились; надо было просто решить, посылаем мы ее или нет. – Он покачал головой. – Похоже, посылаем. Но ты все же еще можешь передумать, Лу.

– А чем я рискую? – спросил Ллуэллин.

– Позвольте ответить мне, – сказала Хелен Аджанян. – Всегда есть риск, когда мы одалживаем что-либо из нашей коллекции. Может случиться пожар или произойти поломка, или же в музее, где организована выставка, будут плохие условия. Полтора месяца в помещении с неконтролируемой влажностью могут повредить старой картине или дереву. То, что случилось, чудовищно и не имеет ни малейшего смысла. Но смысла не имел и пожар, уничтоживший две гравюры Альбрехта Дюрера, которые мы одолжили Венскому музею два года назад. Мы всегда рискуем, просто сейчас мы рискуем иначе.

– Я думаю, охрана в музее Гране будет такой же серьезной, как в Кэмп-Дэвиде, – сказал Ллуэллин.

– Боюсь, что нет, – возразил Пурвиль. – Это небольшой город, все полицейские при деле. В январе туристов мало, но полно студентов. В марте вернутся толпы туристов, и у полиции будет дел по горло. Кроме того, у Гюстава Билодо ограниченный штат сотрудников, и его охранники не очень хорошо подготовлены.

Ллуэллин заметил:

– Мне говорили, что им пришлют очень опытных сотрудников, что ожидается помощь Лувра и других больших музеев Франции.

Пурвиль улыбнулся:

– Возможно. Я знаю, что летом тысяча девятьсот шестьдесят первого года Экс-ан-Прованс посетила передвижная выставка картин Сезанна. Охрана была надежной, или так им, по крайней мере, казалось, однако на третью ночь в музей проникли и вынесли пять картин.

– Но сейчас все должно быть организовано лучше, чем тогда, – решительно заявил Ллуэллин. – Страховщики и директора музеев потребуют этого.

Берьен кивнул:

– Ради бога: мы этого и требуем. Потому и назначили встречу по вопросам безопасности. Мне все равно, что говорит Джеральд Бонтанномо. Если план охраны не будет детально разработан после этой встречи, можешь поспорить на свою задницу – извини, Хелен,– что Метрополитен не пошлет туда и открытки.

Совещание продолжалось до полудня. Гарри Ли и Джефф Кауфман сделали очень подробные доклады, но никто из них не смог предложить, как замаскировать груз для перевозки из Нью-Йорка на юг Франции. Они лишь сообщили Ллуэллину, что картины будут доставлены в Мадрид или Женеву как минимум за полтора месяца до открытия выставки.

Берьен объявил перерыв и обратился к Ллуэллину:

– Я хочу познакомить тебя с одним своим другом, тебе это будет интересно.

– И с кем же? – спросил Ллуэллин.

– Его зовут Александер Тобиас. Он из полиции Нью-Йорка.

– Почему он хочет встретиться со мной? Он что, любит искусство?

– В некотором роде. У него огромный опыт в криминалистике и большая любовь к искусству; его любимое занятие – расследовать кражи и подлог предметов искусства.