Хотя мне было известно, что тетка покойника-мужа терпеть не могла.

После чего она сообщила, что пора ей возвращаться в Россию, куда я обязан приехать из Женевы… а пока каждый день писать письма.

Нечаев ждал меня на вокзале. Билеты покупал он, платил я. Сдачу, само собой, мне не вернул…

Тронулся поезд, вошел кондуктор проверять билеты. Я не без злорадства увидел на лице Нечаева столь знакомое мне замешательство… точнее, знакомый мне страх. На мгновение он по-русски испугался кондуктора. Он слишком торопливо, в панике искал билеты и, только найдя их, стал прежним.

В вагоне Нечаев рассказал мне подробно жизнь «старика» (так панибратски именовал он Бакунина).

Учился теткин кумир в знаменитом Михайловском артиллерийском училище в Петербурге. Произведен был в офицеры…

– Но мог ли любитель философии служить? Вышел в отставку, уехал за границу. Прежде был истово религиозен. И оттого стал истовым атеистом. В Берлине увлекся революционными идеями. Он почувствовал в себе великую страсть к разрушению существующего порядка… Каковую назвал «русской творческой радостью разрушения». И эта творческая радость уже его не покидала. Всюду, где пахло порохом, готовился переворот и была революция, появлялся наш русский гигант. В Праге – во время восстания против австрийцев, в Германии – во время восстания в Дрездене… Захвачен в плен пруссаками, приговорен к смертной казни, причем отказался писать просьбу о помиловании. Но и они испугались казнить – все-таки русский аристократ. И выдали его Австрии. Здесь второй раз – к смертной казни. Опять испугались казнить, заменили на пожизненное. Пытался бежать – приковали к стене. На цепи сидел наш аристократ, после чего выдали царю… Николай держал его в каменном мешке – в секретном Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где сидел я. Но бежать сумел только я, – усмехнулся Нечаев и продолжал: – А он… его родственнички умолили Государя. Помиловали его и перевели на вечное поселение в Сибирь… Из Сибири он тотчас бежал через Японию, Америку в Лондон… Вспыхнуло восстание в Польше – и он был уже там… Подробнее сам тебе расскажет. Обожает повествовать о своих геройствах. Но кроме меня, повествовать ему некому. Он здесь абсолютно одинок. Молодые русские эмигранты его презирают. Пигмеи презирают титана. У нас ведь, у русских, принято завистливо не уважать друг друга, – хихикнул. – А я старика уважаю… Я как в Женеву приехал – сразу к нему, поклониться! Рассказал о Каракозове, об Ишутине. Как он обрадовался! Еще бы – хочется ему верить, что жизнь прожита не зря. Что в России появилось мощное движение, рожденное его идеями! Я все это тотчас ему описал – пусть тешится перед смертью, заслужил… – хихикнул Нечаев. – Дескать, вся Империя уже покрыта молодежными подпольными организациями с его идеей – разрушение строя. Яд, петля и пуля – Революция все освящает… И если старик до конца поверит в русское подполье, он из другого старика Герцена деньги вытрясет. Вот тогда мы и запалим деревянную, толстозадую, сонную Расею…

– Но я-то зачем тебе?

Нечаев с изумлением посмотрел на меня. Он, видимо, забыл обо мне и говорил для себя. Это с ним бывало.

– А вы, юноша, будете доказательством для моего старика. Не поняли? Вы назоветесь студентом из Саратова – представителем боевой организации.

– Но я не был в Саратове.

– И он тоже. Но про город слышал – родина Чернышевского. Бакунин без ума от нашего пророка. Итак, вы приехали от молодого подполья. Вас много – «золотая цепочка», целый союз молодежных подпольных организаций.

– То есть вы повезете меня лгать.

– Я повезу вас представлять будущее. Сегодня это фантазия. Но завтра станет реальностью! Главное – достать деньги… Лучше он их даст нам, чем заставлять вас убивать вашу тетку… Шучу, а вы и вправду испугались…

Мы приехали в Женеву дождливым днем. Моросило. Небо, горы и озеро укутал туман. Было тепло и приятно влажно.

Нечаев решил остановиться у Бакунина – готовить старика к моему приходу.

Я поехал в отель, расположенный на набережной. С видом на озеро. Но в этот день видны были лишь тучи и сырой туман…

Проснулся на рассвете. Вышел на балкон, уставленный горшками с цветами… От дождя осталась только свежесть в воздухе. Чайки с криками носились над набережной. Влажный ветер дул с озера, туман исчезал на глазах… И вот сверкнула на солнце водная гладь. Открылось бескрайнее озеро – далекие призрачные Савойские горы… Какое счастье – быть молодым и верить, что все еще будет. И эта радость – чувствовать силу тела.

Я нашел его в кафе. Нечаев жадно ел… Вообще он сутками мог обходиться без пищи… Но если ел, то жадно и быстро. И конечно, попросил меня расплатиться.

Он нервничал и приказал говорить с ним только по-французски. Объяснил, что завтра открывается конгресс Лиги Мира и Свободы… Собираются говоруны-либералы со всего мира. Но не только. На Конгрессе должны присутствовать наши «люди из Альянса»! И потому секретные агенты полиций всего мира съехались в Женеву. Конгресс откроет Гарибальди.

– А Бакунин?

– Как же без моего старика… Надвигаются великие войны. Эти глупцы создали Лигу, чтобы их остановить, вместо того чтобы их провоцировать. Где войны – там потрясения. Где потрясения – там революция… Запомните главный лозунг революционера: чем хуже – тем лучше. Старики его не понимают. Единственный, кто понимает, – это Бакунин. – Он остановился и прошептал: – Не оборачивайтесь! Господин, который сидит за столиком, понимает русский. Я исчезаю. Встретимся у входа в гостиницу вечером в восемь. Я отвезу вас к Бакунину.

Он ушел. За ним и я, стараясь не оборачиваться.

Помню, выбежал на улицу Монблан. Множество людей стояло по обеим ее сторонам. Причем, несмотря на это множество, нигде, к моему изумлению, не было полиции.

Я ловко смешался с толпой, сильно пригнувшись, – я очень высокий.

В толпе узнал – ждут великого Гарибальди. Сначала проехали его вещи. Потом два воза – местные крестьяне что-то везли в город… Попробовали бы они это сделать у нас во время такого события… И вот показалась его коляска. Он был в широкополой шляпе, красной рубахе и мексиканском пончо. Со всех сторон аплодировали… Он размахивал шляпой, ветер обнажил лысину героя.

Рядом какая-то девушка, одетая весьма скромно, радостно отбивала ладони… Она была стройна и, возможно, хороша. Я не преминул заглянуть в ее лицо. Она обернулась. Я узнал это простенькое личико:

– Боже мой, Аня Сниткина!

Я беспричинно обрадовался ей, а она – мне.

– Что вы тут делаете, сударь?

– Я поступаю в университет… Тетушка заставила.

А вы?

– Я… я просто слоняюсь по городу, чтобы не мешать мужу работать.

– Дорогая Аня, вы вышли замуж!

Она сделала паузу и сказала торжественно:

– Федор Михайлович Достоевский сделал мне предложение, и я его приняла. У нас что-то вроде свадебного путешествия.