План был принят в голове, мысленно Злата уже складывала вещи в свою дорожную сумку, какие ей пригодятся там, в горах, а сегодняшний день просто надо пережить.

Пережить. Сейчас Злате казалось, что она не пережила вчерашний вечер, а умерла вместе с Ники, пронзенная стрелой насквозь.

Почему вчера поругались мать с отцом, она так и не вникла. Был подарен этот камень Баута, который отец отчего-то так культивировал в семье. Ей в двадцать лет казалось, что это чушь, человеку нужны деньги, а не камень, и она мысленно планировала продать его подороже в будущем, не передавая по наследству. Ведь обязательно кто-нибудь из ее потомков это сделает, почему не она? Злате даже в голову не приходила мысль, как так случилось, что никто до нее не воспользовался этой привилегией.

Затем Платон, ее обожаемый Платон, которого она любила больше своего родного дяди Льва, подарил Кире подарок – ту самую маску, что тоже постоянно фигурировала в эмоциональных рассказах отца.

Злата была уверена, что ее не существует в природе. Да что там, все, что отец говорил про камень, девушка считала враньем, ну или красивой легендой для того, чтобы придать значимость и цену отцу. Подарок хоть и удивил ее, но надвигающуюся бурю она не заметила, а потому, когда буря наступила, Злата не поняла ее причину. Единственное, что порадовало – это пьяное откровение тетки, поэтому, как только все гуськом потянулись к выходу, Злата подошла к столику, за которым уже в одиночестве сидел Ники. Гости еще не полностью покинули зал, но девушка, не заботясь о том, как будет чувствовать себя ее несостоявшийся жених, наклонилась и, улыбаясь, прошептала:

– А ты все-таки любишь меня.

Ники схватил ее резко за шею, потянул к себе ближе и, очаровательно улыбаясь, прошипел:

– Ты мне надоела.

Со стороны могло показаться, что они любезничают, так искрились счастьем ее глаза, но на самом деле каждое его слово ранило в самое сердце.

– А где вы были во время убийства? – спрашивал ее сонный полицейский, записывая что-то.

– Я? – Злата растерялась от такого вопроса. Для нее все было понятно: вот Федя с арбалетом, он снял его со стены у отца в кабинете, вот Ники со стрелой в сердце – при чем тут она? – Я искала в саду маму, – соврала девушка. На самом деле она никого не искала, а сидела под кустом и тихо оплакивала свою обиду, но признать этого Злата не могла.

– Вы кого-нибудь видели на улице или вас кто-нибудь видел? – продолжал уточнять симпатичный полицейский. Она не разбиралась ни в чинах, ни в званиях, они были все для нее просто полицейские.

– Нет, – Злата отрицательно махнула головой, – я никого не видела. Единственное, сразу после выхода из зала, еще в коридоре второго этажа, ко мне подошла Айгуль. Она пыталась меня успокоить, говорила что-то в таком роде, что все придут в себя и что свадьба обязательно будет самой лучшей. Но я была не в настроении разговаривать и ответила ей резко, что именно, не помню.

Это тоже была ложь, просто Злата не хотела, чтобы этот напыщенный следователь знал, что она никогда не собиралась замуж за Федора, а свадьба всего лишь фарс. И именно это она грубо сказала Айгуль, возомнившей себя частицей семьи и теперь лезущей во все события.

– Значит, теоретически вы могли зайти в зал, взять оружие и выстрелить, – продолжал говорить служитель закона, и у Златы защемило сердце, – бросить после арбалет и снова выйти во двор, так? – он пытливо посмотрел на Злату, словно пытаясь прочитать ее реакцию.

– Вы что, меня подозреваете? – удивилась Злата и аж задохнулась от волнения.

– Это моя работа, – спокойно ответил ей полицейский и продолжил: – А как вы думаете, кто мог украсть бриллиант? – вдруг спросил он.

– Понятия не имею, – ответила она, и сонный, по ее мнению, Станислав Сергеевич Пражский, следователь прокуратуры города Сочи, понял, что на этот вопрос девушка ответила небрежно, словно он ее совершенно не волновал, а вот про убийство любимого что-то недоговаривает. Он поставил большой вопрос напротив ее имени.

Злата не знала этого, но, выходя из кабинета отца, который на время стал для полиции рабочим местом, задала себе вопрос: смогла бы она убить Ники? И честно ответила: после того, что он ей вчера наговорил, да. Тогда последовал следующий, более страшный: а не она ли это сделала? Вопрос прозвучал набатом в голове и остался без ответа.

* * *

– Бернд Матиас, между прочим, великий физик, говорил: если в журнале по физике вы видите формулу, занимающую четверть страницы, забудьте о ней. Она не верна. Природа по своей сути не настолько сложна, – рассуждал Павел Петрович, отпивая из чашки крепкий кофе, – так что твои домыслы, Лев, что Федора подставили, маловероятны. Слишком сложная выходит комбинация для того, чтобы посадить глупого мясника с десятью классами.

– При чем тут образование! – возмутилась такой надменности со стороны мужа Ольга Леонидовна.

У нее сильно болела голова, но она хлопотала по кухне и кормила завтраком огромную на данный момент семью. Нанятые официанты пришли утром и убрали остатки банкета, который вчера так и не закончился. Ольга Леонидовна, конечно, планировала сегодня, как обычно, нанять людей для обслуживания, но в текущей ситуации посчитала это лишним, решив, что справится сама. Получалось у нее неважно. Хорошо, что Валя и Кира помогали ей накормить домочадцев.

– Я не верю в сказки про равенство людей, – ответил ей Павел Петрович резко. – Физик-ядерщик легко научится штукатурить, но вот штукатур черта с два запустит реактор.

Риторика хозяина дома о будущем зяте резко поменялась, и казалось, он совсем не сочувствует ни ему, ни его жертве, ни собственной дочери.

За утренним, а если быть точным, полуденным столом сидели все, даже друг задержанного вчера Федора Артем, который, к слову, чувствовал себя здесь очень неловко, но поделать ничего не мог – полиция настоятельно рекомендовал не покидать город. Ночью Артем пытался уйти в гостиницу, но Ольга Леонидовна его остановила, определила в спальню и просила не обижать отказом. Артем остановился у Федора, оставив все свои вещи в его квартире, и теперь, когда того задержали, остался, так сказать, без чемодана и жилья.

Женщины словно договорились – появились в столовой без макияжа и попеременно то одна, то другая принимались реветь, и было непонятно, оплакивают они убитого Ники или Федора, вина которого была и правда очень расплывчата.

Только маленький Петр был весел и бодр, он категорически не понимал странного настроения взрослых. Мальчишка по-деловому уплетал бутерброды и запивал их сладким чаем. Периодически он пытался спросить что-то у своей матери, но она на все вопросы отвечала одинаково отстраненно: «Ешь и иди играй, не мешай взрослым».

– Не знаю, Павел, я бы не был так категоричен, – все еще спорил с братом Лев. Из-за полноты ему было жарко, и он постоянно вытирал свою лысину огромным платком, похожим на маленькое полотенце. – Я видел его глаза, он утверждал, что не убивал.