Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жить хочешь? Тогда веди…
Закричать Никита Иванович не посмел.
Великого князя Павла содержали не разберешь как — то ли под арестом, то ли под охраной. Поэтому Никита Иванович и ночевал в Зимнем — боялся, как бы чего не случилось. Вот и дождался. Надежда была на караулы — но утреннюю смену во дворец Вадковский подбирал сам, из своих семеновцев.
— Великий князь в опасности, — говорил им их штаб-ротмистр, и солдаты, оставляя посты, с интересом шли за ним.
У самой комнаты наследника Панин остановился.
— Ну? — спросил его Вадковский.
— Уберите шпагу, — попросил Никита Иванович, — не надо зря его пугать. Вы ведь ничего не… — Он вдруг со страшным подозрением взглянул на штаб-ротмистра.
— За его высочество я отдам жизнь! — гневно прошипел Вадковский, но шпагу опустил. — Ждите меня здесь, — сказал он солдатам. — Не то вон Бирон, говорят, по сей день просыпается среди ночи — в тот самый час, когда подобные вам молодцы вломились в его спальню!
Великий князь не спал. Более того — он оделся самостоятельно. И ждал.
— Я не боюсь, — сообщил он Вадковскому.
— Тогда пошли, — сказал штаб-ротмистр и ухватил его на руки.
— Я сам пойду! — возмутился Павел. — Что я, маленький?
— Не маленький, но как я тебя иначе под плащом спрячу?
По коридорам шли спокойно, Вадковского со всех сторон окружали солдаты — для пущей конспирации. Панина тоже загнали в середину, чтобы не сбежал. Уже на парадной лестнице, когда два шага — и под шпорами зазвенит булыжник, коменданта окликнул гетман Разумовский:
— А куда это вы Никиту Ивановича уводите?
— А под арест, — брякнул Вадковский, — приказ ея величества.
И — бегом по последним ступенькам. Полу плаща и отнесло в сторону.
Увидев цесаревича на руках коменданта, Разумовский сообразил: измена! А еще до того, как сообразил, кликнул конвой.
Пока гайдуки пытались прорваться через цепочку семеновских солдат, к Вадковскому подоспела карета с лилиями на дверцах. На козлах сидел кирасир в двуликой венецианской маске. Вадковский шагнул в распахнувшуюся дверцу вместе со своей драгоценной ношей, плюхнулся на диванообразное сиденье. Напротив обнаружился поручик-конноартиллерист.
— Чья это карета? — спросил Вадковский.
— Французского посла… Других таких дураков в столице поискать. Не научился еще мундиры наши различать! Я к нему с вечера зашел, представился фельдъегерем и назначил аудиенцию на это утро. А уж вышвырнуть этого индюка из экипажа труда не составило. Зато какие кони, причем — шестерка. Жаль, что эта телега нужна нам всего на пару кварталов! Все, нам пора!
Карета замедлила ход, остановилась.
— Бегом, господа! — торопил Баглир с козел. — Пока местные жители не проснулись! Утро заканчивается! Удачи вам и до вечера!
В последовавший за этим бурным утром день Баглир изрядно повеселился.
Дал обстрелять себя на двух заставах и на одном мосту через Неву, потеряв одну лошадь, пришлось резать упряжь, избавляясь от обузы. После этого — кругами, проулками — стал прорываться к французскому посольству. И только перебежал прочь от парадной колоннады, как явились гайдуки Разумовского. Обнаружили пустую карету и полезли в посольство.
Само собой — их встретили пулями. Оборону здания возглавил сам посол. Может, де Бретейль был и дурак — но не трус. Гайдуков отбросили от дверей. Они полезли в окна. Мельтешили шпаги и сабли, проклятия чередовались с пистолетными выстрелами. Баглир немедленно поспешил к другим посольствам. «В городе беспорядки… Бьют иноземцев. Французское посольство штурмуют непонятные люди… Комендант города — вот от него бумага — предупреждает вас об опасности и настоятельно рекомендует помочь французам! Части гарнизона подавляют волнения на окраинах и до вечера помощи оказать не смогут…» Англичане тут же забаррикадировались. Пруссаки еще и пару соседних улиц перекрыли. У них в хозяйстве даже пушка нашлась. А австрийцы выделили Баглиру небольшой отряд для помощи союзникам!
Положение французов стало отчаянным: к посольству подошли две полные роты Преображенского полка. И из них одна гренадерская! В окна полетели бомбочки!
Возглавивший штурм фельдмаршал князь Трубецкой немедленно пресек это безобразие, как и всякую стрельбу со стороны русских. Из этого притаившийся за углом с десятком австрийских солдат Баглир решил, что похищение Павла действительно удалось перевалить на де Бретейля! Иначе с чего бы так беречь французов. И вообще лезть в посольство дружественной Екатерине державы.
— Диспозиция будет такой, — объяснил он своему воинству, — как только русская пехота полезет в окна, громко орем «Хох!», выскакиваем, даем залп и делаем ноги к прусскому посольству! Возражения есть?
Возражений не было.
Против всех ожиданий, план, исполняемый австрийцами, удался! Мораль: не диспозиции плохи, а те, кто их пишет, не зная характера ни своей армии, ни чужой!
У пруссаков каждый дипломат — офицер. Собственно, штат был сформирован из бывших пленных! Очень прагматично: не надо тратиться на переезды. Поэтому их посольство оказалось самым защищенным зданием в городе.
Если бы гайдуки не спешились для штурма, Баглира с его отрядом догнали бы и изрубили в капусту. Или что там на Украине предпочитают заквашивать? А на своих двоих, пехота от пехоты — в таком честном удирании австрийским солдатам нет равных!
Баглир, отдуваясь, подскочил к настороженному пруссаку:
— Они уже близко!
Маленькая пушечка плюнула картечью.
Преследователей как языком слизнуло!
Баглир между тем собрал свою команду.
— Что, запыхались? Повторим? Ну как хотите…
Он вытащил здоровенную луковицу карманных часов. День шел к концу. Быстро, слишком быстро! Пора и к Кужелеву.
И вот Баглир ввалился в знакомый домик, где скучали его соратники. Великий князь Павел не скучал, а перебирал запасы кужелевского холодного оружия.
— Все, кажется, хорошо, — сообщил Баглир, — осталось дождаться хотя бы сумерек. А как ваши дела?
— Все по плану, — ответствовал Вадковский, — как я задумал.
Когда синева за окном немного сгустилась, Баглир со товарищи вышли во двор — и обомлели. Домишко был окружен сумрачным каре гвардейцев. Преображенцы, семеновцы, измайловцы — сливались в темноте мундирами.
— Это плохо? — спросил Павел у Баглира.
— Угу. Пошли в дом.
Но возле двери уже стоял невысокий горделивый человек, лучащийся озорной веселостью.
— Не торопитесь, господа… В сущности — куда нам торопиться? А разговор — дело невредное. В противном случае с вами будут говорить вот эти декорации, — он обвел рукой ряды солдат. — И не расстраивайтесь особо. План ваш был хорош, и если бы не я…