– В декольте Хегедюшне заглядывали, понимаю, а я заранее нанес в помещении столовой рунный став на просмотр ауры и могу вам точно сказать – они все под «малым щитом». Так, с ходу его не пробить…

– Думаете, ее работа?

– А чья же еще? Полагаю, до прибытия сюда она не догадывалась о том, кто их пригласил, но увидев нас, сообразила, что ее ждет. И поставила блокировку на всех пятерых, чтоб у нас был выбор. А у нее время на принятие решения.

– А что ж она сразу не сбежала?

– Не успела. Метнись она от фургона на выход, и мы бы ее впятером задавили, так?

– Так…

– Поэтому она бегать и не стала, а поставила нас перед выбором – кто?

– И как вы думаете – кто?

– Ставлю на Дору Сёкене, – высказался Андор. – Пройдошливая, но умная. Похоже на то, что мы ищем.

– Мне подозрительна Джулия Добошне, – поджал и без того узкие губы Виктор. – Если она в этом теле совсем недавно, понятно почему в отличие от остальных она все время молчит, боится проколоться.

– Я бы скорее поставил на Хегедюшне, – задумчиво проронил Дежё. – Хитрая… Эта нарочитая хамоватость, эти ухватки бой-бабы могут как раз оказаться тем самым идеальным прикрытием.

– Я не доверяю Бригитте Юнг, – сказал Корнель. – Ренатка вполне могла вспомнить о своих аристократических корнях и начать вымораживать собеседника до того, как он задаст ей нужные вопросы.

– Думаю, что это не Галашне, – пробормотал Эрнё.

– Потому что она Вам понравилась?

– Нет, потому что я не верю в то, что Рената смогла достичь таких высот в искусстве перевоплощения. А Фружина Галашне по-настоящему талантлива. Жаль будет губить такой талант.

– Пожалуй, я с Вами согласен…

– Так что? Дадим ей возможность уехать?

– Да, … предварительно применим к ней став на забвение последних событий… но уже завтра, сейчас какие отъезды на ночь глядя…

– Виктор, Вы ток по проволоке пустили? Не хватало нам еще, чтоб нам кто-нибудь помешал…

– Сразу после приезда господина инквизитора.

– Тогда всем спокойной ночи…

* * *

А утро началось с истерики. Истерика случилась у Доры Сёкене, обнаружившей труп Фружины Галашне. Когда на крик сбежались все остальные, их глазам предстало пренеприятнейшее зрелище – из левой глазницы актрисы, лежавшей на кровати навзничь, торчала декоративная головка шляпной булавки, оформленная в виде ангела.

– Та-ак, – мрачно процедил Андор, – и кто ж ее? …

– А не Вас ли надо об этом спросить? – спросила Жанетт Хегедюшне, подозрительно разглядывая мужчин.

– Мне кажется, нет… – протянул Корнель. – Булавка – не мужское оружие, это, во-первых. Не в наших интересах было ее убивать, это, во-вторых.

– По долгу службы, – пробормотал Иллешем, – довелось мне изучать материалы судебных хроник 1900-х годов, где рассматривались дела об убийствах женщинами своих спящих любовников шляпными булавками, к которым прикалывались записки: «Тебе – неверный». Страшное, между прочим, оружие, почти двадцатисантиметровый кусок заточенной стали. Кстати, дамы… а чей это аксессуар?

Дамы мгновенно замолчали и начали внимательно оглядывать друг друга.

– У Вас, – тихо, но неожиданно твердо произнесла Джулия Добошне, глядя на Бригитту Юнг. – У Вас вчера было такое украшение на шляпке.

– У меня много украшений…, я не помню, каким именно я прикалывала шляпку вчера.

– Этим, – поддержала Джулию Жанетт. – Я помню, у вас были парные булавки. Впрочем, это можно легко проверить, достаточно увидеть вторую.

– Я не…

– Я надеюсь, Вы не станете возражать, если мы поищем в Вашей комнате булавку, парную к орудию убийства?

– Стану! Я не имею к этому убийству никакого отношения! И вообще, кто угодно мог взять принадлежащую мне вещь!

– То есть булавка все-таки Ваша?

Осмотр стола, превращенного Бригиттой Юнг в туалетный, позволил обнаружить булавку с точно таким же навершием в виде ангела.

– Значит, все-таки Вы? …

– Нет!!! И я требую немедленно позвонить моему адвокату!

– Лучше в полицию, – всхлипнула Сёкене, – пусть эти дармоеды в кои-то веки делом займутся.

– Именно, – единым фронтом выступили Добошне и Хегедюшне, а Жанетт прибавила:

– Совершено убийство, пусть профессионалы разбираются кто и почему.

– Никакой полиции! – неожиданно вмешался Иллешем. – Сами разберемся.

– Да Вы что? – возмутилась Сёкене, вытирая заплаканное лицо, – решили не передавать убийцу в руки закона? Так я молчать не буду! И не только я!

Добошне и Хегедюшне кивнули, всем своим видом показывая, что тоже молчать не намерены, что так не делают, что есть определенные правила, которым надо следовать!

– Дорогие дамы, извольте проследовать в каминную, я вам кое-что объясню.

– Простите, а завтрак в этом месте уже отменен? – неожиданно спросила Дора. – Мне очень неудобно, но мне как-то нехорошо. Мне бы немножко кофе… для успокоения и прихода в себя.

– Завтрак будет в течение… Виктор?

– Получаса.

– Получаса. А пока мы не поговорили, советую не оставаться в одиночестве.

– П… почему?

– Чтоб не обнаружить еще один труп…, например, Ваш…

– Эээ…, Джулия, Вы не могли бы составить мне компанию на это время?

– Да-а…

– А мне, значит, сидеть с хозяйкой убойных булавок? Премилая перспектива…

Полчаса пролетели быстро и в них уложилось только помощь Доре при переодевании и макияже, потому что руки у нее еще тряслись.

– Дора… а ты правда рассчитывала получить роль, потому что у тебя есть покровитель?

– Девочка, называй вещи своими именами – любовник. Который и обещал мне протекцию. Да, я сплю с Лайошем Овори, продюсером этой комического идиотизма про младшего сержанта.

– И… как оно? Когда ради протокции?

– Никак. Он, как партнер слабоват, но настырный… не затрахает, так заелозит. И не кривись так, если захочешь продвинуться, тоже придется искать поддержку. Сама знаешь: «не ляжешь на диван – не выйдешь на экран».

– А то, что ты говорила про Хегедюшне … это правда?

– Ох, и наивная ты, Джулия… конечно, правда. Все в курсе, что она, пользуясь своим положением примы, заставляет молоденьких актрис себя обслуживать. А те, кто отказываются – мигом вылетают из труппы.

– Жуть какая… что-то я уже не уверена, что хочу в актрисы…

– А что так? В первый раз о таком слышишь? Может, ты еще и… о, Матерь божья, девственница в кинематографе! Джулия, ты не представляешь себе, какая ты редкость!

В каминной все было готово к завтраку. Тарелки, приборы, чашки, несколько блюд, прикрытых колпаками, кофейник, источающий умопомрачительный бодрящий аромат. Дора немедленно налила себе чашку кофе и отхлебнула, не озаботившись ни молоком, ни сахаром. Судя по ее лицу, это и было то самое блаженство.

– Приятного аппетита, – насмешливо прокомментировал Бенедек Иллешем.

– Его, – невнятно пробурчала Дора, допивая последние капли кофе и тут же наполняя чашку вновь.

Жанетт Хегедюшне ела медленно, о чем-то