— Больше она рта не закроет без вашего приказа.

— Лишь бы говорила, — хмуро кивнул Вадим и двумя пальцами в замшевой, тонкой работы перчатке для тонких дел слегка оттянул ей в стороны уголки рта.

— Кто же ее так изуродовал, интересно? — дознаватель обернулся к помещику. Но Браславский уже все видел и сам. Во рту девушки не хватало боковых клыков. На их месте зияли черные, слабо кровоточащие дыры. Пан Митяй опустил голову.

— Клин клином решили вышибить? — неожиданно подал голос Арчи.

При этих странных словах Браславский тут же вскинул голову как ужаленный. Пятрас иронически усмехнулся. А пораженный пан Митяй уставился на младшего дознавателя.

— Вы… знаете?

— Между прочим, за колдовство по головке не погладят, — неодобрительно покачал головой арлекин.

— Это все Беата придумала, колдунья, — угрюмо сказал Браславский. — Ты, пан Шмуц, правильно сказал, — кивнул он Арчибальду. — Откуда только ведаешь, хотел бы я знать…

— В Силезии есть такой обычай у селян, — отозвался Арчи. — И в Швабии, и в Померании. Если хочешь излечиться, врачуй тем же, от чего занемог. И с нечистой силой так же.

— Все верно, панове, так есть, — покачал головой пан Митяй. — Замыслила Беата заговор учинить на оборотня. Через Марысю, стало быть, с ней в разговор будто бы войти и отвратить зверя. Да, знать, не поддался зверь, даром вырвали бедной Марыське ее белы зубы. — Он тяжело вздохнул. — Пропал заговор, одним словом. Все без толку.

Арчи с Пьером переглянулись. Вадим покосился на дрожащую в углу девушку — несмотря на одеяла, ее бил сильный озноб. Рот она согласилась закрыть только после того, как Арчи на нее громко шикнул.

— Однако ж ты для себя понял все, верно, пан Митяй?

— Что ты хочешь этим сказать, пан старший дознаватель?

Вадим помолчал, глядя на огонь, гудящий в очаге. Верный Ясь развел целое хозяйство. А иначе ночью тут от холода ноги протянешь. Еды же, судя по хрупкому сложению девушки, ей нужно было не более птички божией. А вот парень времени не терял. Возле очага стояла кастрюля с кашей, поодаль валялись обглоданные мослы огромных размеров. «Уж не этот ли — оборотень…» — промелькнуло у него в голове, устало и раздраженно. Но эта мысль была неправильной, и Вадим отбросил ее в сторону, точно отправил в сырую, промозглую тьму глухой заброшенной часовни. Теперь он предполагал совсем иное.

— Это ты говоришь, — в упор взглянул дознаватель на помещика. Тот от волнения даже вспотел, мгновенно, как говорится, на ровном месте. — Сказал ты давеча, пан Браславский: замыслила в разговор с ней войти. Это с кем же, с ней-то? По-твоему, теперь выходит, оборотень — женского полу? Или оговорился, часом? Темнишь ты что-то, пан Митяй.

Помещик озадаченно посмотрел на Вадима. Затем понял, чертыхнулся в сторону и присел поближе к огню.

— Думаю, так оно и есть, пан старший дознаватель. Не идет она у меня из головы, вот все и перемешалось кучей. На Беату думаю, пан Секунда. Просто вздумала ведьма глаза отвести, вот и прикинулась добренькой. Уж не знаю, на что ей девкины зубы понадобились, — понизил голос помещик, — но уж точно, не просто так. Как-нибудь она эти зубки в дело пустит, уж помяните мое слово, пан Секунда.

— Доказательства у тебя какие-нибудь есть, пан Митяй? Ты что, видел, как она оборачивается? — спросил Вадим.

— Видеть не видел, а только иначе кому и быть? — воровато оглянувшись на дрожащую Марысю, с жаром заговорил Браславский. — Эта ведьма тут одна в округе, кто знается с дьяволом. Всем уже отвела глаза, и пану воеводе, и господам сборщикам пошлин, и даже братьям из монастыря, Божьим агнцам. И ведь как хитро умыслила!

— Как же? — поджал губы дознаватель Секунда.

— Жертву свою от себя не отпускает — вот что у нее в привычках. — Глаза помещика сделались круглые как две медные монеты. — Ведь многие, кого оборотень загрыз, прежде обращались к Беате. А она, вишь ты, не сумела помочь, беду отвести, богомерзкую нечисть от деревни отвадить! У нее, у ведьмы этой, все игры на крови замешаны… Они ж на нас, на простых смертных, как на дураков смотрят. Мы для Беаты — что карты в колоде. Вот ей, ведьме хитрющей, и доставляет удовольствие играться нами, вволю наплести свои сатанинские кружева.

«Эге, да тут, видать, замешана немалая обида, — смекнул Вадим. — Вот бы взглянуть на эту Беату. А ну как окажется справной бабой, в теле, да при всех известных женских статях? Уж не запал ли на нее сердцем наш помещик? Непременно надо взглянуть. Арунаса теперь за ней отрядить, что ли?»

Но вместо этого старший дознаватель Секунда усмехнулся и лукаво глянул на помещика.

— Какие ж игры, пан Митяй, о чем ты? Она ж у вас тут одна, на всю округу, верно? Пан воеводский уполномоченный, дай Бог ему здоровья, уже много лет как очистил всю область ниже по течению от ведьм и ворожей.

— Ведьме никто не нужен, — неожиданно усталым и глухим голосом молвил Браславский. — Она своими играми ни с кем не делится. Ее игры — только ее. И только для нее.

«Нет, пожалуй, не только в женских чарах тут дело, — решил Вадим. — И даже вовсе не в них. Что-то еще знает ясновельможный пан. Знает, но молчит».

— Чего же она хочет, ваша ведьма? Или, по-твоему выходит, что — оборотень?

— Известно что — грызть, — прошептал помещик и посмотрел на дознавателей безумными глазами, в которых словно отражались языки пламени из очага. — Но поначалу — вволю наиграться. Со всеми нами. Так ей, видать, слаще грызть.

Он резко опустил голову и замолчал. Зато заговорил Арчи.

— Выходит, придет завтра твоя Беата? За этой… девкой?

— Придет всенепременно, — помещик поднял на служивого человека взгляд, вновь потускневший в одночасье. — Она голову Марыське-то уже заморочила. И никого в живых не оставит.

Браславский тяжко вздохнул, покачал тяжелой лобастой головой.

— Только вижу — не верите мне. И никто не верит. Ни воеводский уполномоченный — тот вообще чуть не на смех поднял. Ни пан капитан лесной стражи — тот, правда, с ведьмой поговорил обстоятельно, только тоже не уверовал в мои доводы. Не внял, значит… Да вот, гляжу, и вы норовите все по-своему сладить, к обычному дознанию свести. Известное дело, того и гляди, сыщиете, что в округе матерый волк живет, из одиночек. Вот он, дескать, всех и грызет, как мне воеводский приказчик толковал еще прошлой осенью. А тут — не волк, ясновельможные панове. Тут — сущее колдовство.

Он обвел всех троих дознавателей мутным, непроницаемым взглядом и вздохнул, как большой грустный коняга, умаявшийся после дневной пахоты.

— Уезжать вам надо отсюда, господа хорошие.

— То есть как это — уезжать? — не понял Вадим.

— Просто, — ответил Браславский. — Оборотень, он ведь как обычно? Одного-двух загрызет — и опять надолго в берлогу залезет. А уж коли взъярится, тогда будет большая кровь. Так я вам скажу.