Она помолчала, благо Вадим даже задохнулся от возмущения, а потом тихо добавила:

— И у пана Митяя глаза вроде такие же. Только я в толк взять не могу: отчего он все твердит, что будто бы оборотень — баба?

Наутро деревню почти до крыш засыпало снегом. Точно Новый год уже пришел. Ведь общеизвестно — в первую ночь новорожденного года чаще всего идет тихий и ласковый снег. Он радовал сердце и глаз, но отчего-то беспокоил ум. И, может быть, оттого старший дознаватель Секунда нынче радовался снегу меньше всех.

Посланный за старухой Беатой Арунас вернулся ни с чем. Старая ведьма, видимо, еще затемно отправилась в лес и до сих пор не вернулась. Разумеется, после ночной метели никаких следов не сохранилось. Однако ж куда отсюда и идти-то старой ведьме, как не в лесную чащу — до ближайшего села без малого двадцать верст. И Вадима с утра не покидало ощущение, что ведьма каким-то образом уже опережает его на один бросок дьявольских игральных костей, и оттого ему было не по себе.

Уж коли так все сложилось, одно к одному, надо ловить случай за хвост, сказал себе Вадим после разговора с помещиком Браславским. Он строго-настрого наказал пану Митяю и его людям не болтать лишнего на тот счет, что прибыли трое дознавателей, которые будут ловить кровавого злыдня.

Проснувшись, он с удивлением обнаружил, что его ноги накрыты теплой попоной, а одеяло аккуратно и бережно подоткнуто со всех сторон, чтобы не выстудил ветер. Вадим догадался, чья это забота, но не подал виду, а Марыся и вовсе промолчала. Однако теперь она смотрела на пана начальника уже смелее, из ее глаз исчезла прежняя поволока печали и задумчивости. Ох, уж эти мне ночлеги с юными девицами да разговоры под луной, в сердцах размышлял Вадим, видя, как Марыся украдкой бросает на него быстрые, колкие и смеющиеся взгляды. Ладно еще дурень Ясь ничего не замечает, усмехнулся он про себя. К ночи нужно было готовиться, и глупая ревность деревенского парня была сейчас вовсе ни к чему.

Поначалу Вадим намеревался отправить Яся домой, хотя бы и под стражей, коли заартачится. Но, поразмыслив, решил оставить все как есть. Ему теперь почему-то казалось, что он и его люди волею случая оказались вовлечены в естественное, непринужденное течение событий, уже давно определенное неведомо кем, спасительницей-судьбою или напротив — злым роком.

Не меняй ничего в чужом доме, размышлял Вадим, тем паче коли это — дом людоеда. Лучше попытайся найти для себя укромное место, чтобы лучше спрятаться и иметь выгодное положение, когда злобная тварь вернется.

Поэтому он решил ничему не удивляться и принимать как должное все перемены дня. Будь то неуклюжие проявления сердечной склонности беззубой замарашки, таинственное исчезновение ведьмы или приступы странной сонливости, которые стали одолевать Пятраса с Арунасом сразу после полудня. Видя, что его помощники откровенно клюют носом, Вадим приказал им ложиться пораньше спать под охраной Яся. Парню он в свою очередь приказал разбудить их к вечернему чаю. Сам же вышел прогуляться до леса, предварительно нахлобучив шапку по самые брови.

— А можно мне с вами, пан начальник? — услышал он позади робкий голосок. Обернувшись, Вадим увидел Марысю, уже одетую идти со двора, в изрядно повытертой кроличьей шубейке, с наброшенным на плечи теплым платком и руками в нещадно битой молью и, похоже, даже слегка драной меховой муфточке. В первую минуту Вадим не нашелся что ответить. Но потом рассудил, что, наверное, будет лучше для всех, коли эта странная девица останется у него на виду. И неопределенно пожал плечами.

— Я тут, в сущности, недалеко…

— А и ничего, я в сторонке постою, подожду, — бесхитростно сообщила девушка. Вот коза приставучая, ни стыда, ни совести, в сердцах подумал Вадим и сердито покачал головой.

— Я вовсе не за тем в лес иду, чтобы ты не подумала, — отрезал он. — Хочу диспозицию оглядеть.

— И я тогда тоже с вами — эту… дефензицию… глядеть. Можно?

— Да ладно, — махнул рукой дознаватель, — коли скучно — пошли. Заодно и окрестности покажешь.

Они вышли из часовни и поднялись на холм. Кругом, куда ни кинь взор, вздымались могучие ели — статные, с раскидистыми кронами, обильно припорошенные снегом по вершинам. Деревья тянулись сплошной стеною, так что вздумай кто отправиться в эти чащи, пожалуй, пришлось бы торить дорогу топором. Однако пан старший дознаватель с Марысей спустились в лощину, обошли глубокий овраг и вышли в редколесье, поросшее мелким ельником и кустами.

Тут было светлее, деревья отстояли друг от друга прилично, поскольку каждое ревностно чтило свой круг земли, охраняя его корнями и раздвигая над ним небо могучей кроной. Казалось, лес отгородился от деревни охранной цепью высоченных разлапистых елей и с тех пор жил за нею спокойно и с достоинством. Следов на снегу было немало, но в основном заячьих и птичьих, с быстрыми росчерками широких крыльев на снегу и рогатками веселых верениц всякой мелюзги.

— Откуда же оборотень к вам в деревню приходит? — сощурился Вадим от ослепительного блеска солнца на прогалине. — Ведь не по тракту же?

— Мужики сказывают, вон там его логово может быть, — указала девушка вдаль, туда, где темнели нагромождения давнего бурелома, засыпанного снегами.

— Да, уж коли и делать берлогу, то как раз там, — согласился дознаватель, прикидывая подходы к оврагам, откуда начинались скопища упавших стволов.

— Но то неправда, россказни одни. На что ему буреломища? — замотала головой Марыся, и Вадим посмотрел на нее с мгновенно проснувшимся интересом.

— Где же он тогда днем скрывается, по-твоему? — лукаво спросил он девицу.

— Я так думаю, что вовсе и не скрывается он, — разом посерьезнев, промолвила Марыся. — Он же оборачивается… А живет обыкновенно, под человечьей личиной. Ты с ним можешь утром говорить, днем работать рука об руку, а вечером бимбер пить. Но так и не распознаешь, что с хитрым вервольфом кумишься.

— Что ж делать тогда охотничкам вроде нас? — полушутя спросил Вадим. — Как прикажешь поганца распознать да осиновый кол ему в сердце замайстрячить?

— Это только ведьма знает, Беата, — грустно шмыгнула носом девушка. После чего зябко запахнула полы шубейки.

— Да это я уже слышал, — кивнул Вадим.

Они обходили овраг, и дознавателю пришлось подать Марысе руку, чтобы не поскользнулась на крутом склоне. Та оперлась о руку статного военного с явным удовольствием, даже закраснелась слегка. Вадим лишь усмехнулся и решил вновь продолжить весьма интересовавший его разговор.

— А при чем здесь тогда твои зубы? Они ж у тебя не молочные — девка ты ядреная, что ж было красу-то поганить?

Вадим и сам не знал, зачем он упомянул про «красу» применительно к Марысе — комплимент весьма спорный. Но «ядреной девке» слова его, видать, пришлись по сердцу, потому что она тут же кокетливо скосила глаза и лукаво улыбнулась.