Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здоровяк положил руку на переносицу, сдвинул очки и потер глаза.
— Благодаря ему, сейчас это невозможно. Фьюри, позаботься о ней снова, хорошо?
— Вы убьете меня? — выпалила она.
— Нет, — сказал пациент. — С тобой все будет хорошо. Даю слово.
На долю секунды она ему поверила. Как глупо. Она не знала, где и по какой причине она находилась в обществе этих матерых уголовников…
Парень с роскошными волосами шагнул к ней.
— Ты просто отдохнешь еще немного.
Желтый взгляд встретился с ее глазами, и она внезапно вырубилась, как телевизор, у которого выдернули шнур, и ее экран погас.
Вишес посмотрел, как его хирург соскользнула в кресло напротив кровати.
— Она в порядке? — спросил он Фьюри. — Ты ведь не спалил ей мозг, верно?
— Нет, но у нее очень сильный разум. Необходимо как можно скорее убрать ее отсюда.
Голос Рофа сотряс воздух.
— Ее вообще не следовало сюда приводить.
Вишес осторожно опустился обратно на кровать, чувствуя, себя будто после удара шлакоблока[58]в грудь. Его не особо беспокоило бешенство Рофа. Его хирург должен быть здесь, и точка. Но, по крайней мере, он мог привести разумное объяснение.
— Она поможет мне вылечиться. Хэйверс сейчас недоступен из-за ситуации с Бутчем.
Взгляд Рофа за очками был непреклонен.
— Ты думаешь, она захочет тебе помогать, после того как ты ее похитил? Клятва Гиппократа вряд ли заходит так далеко.
— Я принадлежу ей, — Ви нахмурился. — В смысле, она будет заботиться обо мне, потому что она меня оперировала.
— Ты хватаешься за соломинку, чтобы оправдаться…
— Правда? Мне только что сделали операцию на сердце, после того как подстрелили в грудь. Не похоже на соломинку. Ты хочешь рискнуть осложнениями?
Роф взглянул на хирурга, а затем опять потер глаза.
— Черт. Как долго?
— Пока мне не станет лучше.
Солнечные очки короля упали обратно на нос.
— Выздоравливай быстрее, брат. Я хочу, чтобы ей стерли память и вывезли отсюда.
Роф вышел из комнаты, с шумом закрыв за собой дверь.
— Все прошло хорошо, — сказал Ви Фьюри.
Фьюри в своей миролюбивой манере, пробормотал что-то по поводу свалившегося на них стресса, бла-бла-бла, а затем подошел к бюро и сменил тему. Он вернулся к постели с парой самокруток, зажигалкой Ви и пепельницей.
— Знаю, ты этого хочешь. Что ей понадобится для твоего лечения?
Ви сразу же мысленно составил список. С кровью Мариссы он быстро встанет на ноги, ведь ее родословная была практически чиста: в его бак только что залили горючее лучшего качества.
Но дело в том, что он не хотел выздоравливать быстро.
— Ей также потребуется одежда, — сказал он. — И продукты питания.
— Я позабочусь об этом. — Фьюри направился к двери. — Ты хочешь что-нибудь поесть?
— Нет. — Как только брат вышел в коридор, Ви сказал: — Проверишь, как там Бутч?
— Конечно.
После того как Фьюри ушел, Ви посмотрел на человеческую женщину. Она была скорее притягательна, чем красива. Черты ее лица были почти мужскими: квадратные скулы, четкая линия губ, никаких кокетливо изогнутых бровей и по-женски пышных ресниц. Не наблюдалось и большой груди, выпирающей из ее белого врачебного халата, и, насколько он заметил, женщина не была пышнотелой.
Но он хотел ее, будто она была обнаженной королевой красоты, требующей, чтобы ей услужили.
Моя. Бедра Ви заерзали, огонь распространился под кожей, хотя у него не было ни возможности, ни сил для занятий сексом.
Боже, честно говоря, он не испытывал никаких угрызений совести из-за ее похищения. Это было предопределено. Когда Бутч и Рейдж появились в больничной палате, у него было первое видение за эти недели. Он видел своего хирурга — она была в дверях в ореоле сияющего белого света, и с любовью на лице манила его за собой. Ее нежность омывала его теплой умиротворяющей волной, дарующей силу, а ее светящаяся кожа была как насыщающий его солнечный луч, которого он больше не знал.
Он не чувствовал угрызений совести, но все же винил себя за охватившие ее отчаяние и страх, когда она пришла в сознание. Благодаря своей матери, Ви на себе испытал то чувство уязвимой беспомощности, когда против воли оказывается давление извне. И он поступил таким образом именно с тем человеком, которому обязан спасенной жизнью.
Черт. Он спрашивал себя, как бы он поступил, не случись у него видения, не имей он проклятие видеть будущее. Неужели он оставил бы ее там? Да. Конечно, он так бы и поступил. Даже невзирая на буквально взрывающее его мозг слово “моя”, он все равно позволил бы ей остаться в ее мире.
Гребаное видение решило ее судьбу.
Он мысленно вернулся в прошлое. К своему первому видению.
Грамотность не особо ценилась в военном лагере, ведь с ее помощью нельзя было убивать.
Вишес научился читать на древнем языке только потому, что один из солдат имел какое-никакое образование и был ответственным за ведение элементарных записей лагеря. Он был небрежен, данная работа казалась ему скучной, так что Ви вызвался выполнять его обязанности, если мужчина научит его читать и писать. Сделка была отменной. Ви всегда пленила мысль о том, что событие можно воспроизвести на бумаге и зафиксировать мимолетное, сделать его вечным.
Он быстро выучился, а затем собрал все книги в лагере, находя некоторые по закоулкам, в кучах под старым, сломанным оружием или в заброшенных палатках. Он собирал потрепанные сокровища в кожаном переплете и прятал их в дальнем конце лагеря, где хранили шкуры животных. Солдаты сюда не ходили, так как это была женская территории, а если кто и появлялся здесь, так только женщины — за парочкой шкур для пошива одежды или постельных принадлежностей. Кроме того, место было подходящим не только с точки зрения безопасности для книг, оно идеально подходило для чтения, потолок пещеры был низким, а пол — каменным: любое движение было сразу слышно, когда заходящие начинали шаркать ногами.
Но даже этот тайник не обеспечивал достаточной безопасности для одной особенной книги.
Самым ценным в его скудной коллекции был дневник, написанный мужчиной, который приехал в лагерь около тридцати лет назад. Он был аристократом по рождению, попал в тренировочный лагерь в связи с семейной трагедией. Дневник был написан красивым подчерком, длинными словами, о значении которых Ви мог только догадываться, и охватывал три года жизни мужчины. Контраст между двумя ее частями, той, что подробно описывала события до его приезда сюда, и второй, что рассказывала о том, что произошло после, был очевиден. В самом начале жизнь мужчины была отмечена славными похождениями в социальном мире глимеры, полном балов, прекрасных женщин и изысканных манер. Потом все кончилось. Отчаяние, именно такое, с каким Ви жил постоянно, пронизывало страницы. После того, как жизнь мужчины изменилась навсегда, сразу после его превращения.