Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на безграничный гнев, он ничего не сказал, но дрожащими пальцами вонзил ногти в лицо Галиба.
Асад глубоко вздохнул. Точно такие же чувства испытывал и он.
– Осторожно, так можно испортить фотографию, Самир. Если ты поднимешь руку, то увидишь одну из твоих племянниц по другую сторону от Марвы.
Шурин Асада, казалось, не мог в это поверить.
– Кто из этих двух девушек? – спросил он.
Голос Асада дрожал. Он сказал, что не знает. Он на самом деле не знал.
– А где же вторая дочь Марвы?
Да, именно так. В сложившейся ситуации это были дочери Марвы, а не его, Асада. Мужчины, который бросил их на произвол судьбы.
– Ты должен помочь мне, Самир. – Ему пришлось говорить шепотом, сдерживая себя. – Нам нужно найти его, понимаешь? Ты должен поехать вместе со мной на Кипр, мы найдем их и убьем Галиба. Разорвем на куски и бросим собакам. Вырвем его глаза и… – Он остановился, заметив, что Самир сидит, упершись взглядом в стол. – Ты должен мне помочь, Самир. Ты поможешь? – умоляюще сказал он.
Самир поднялся над столом с брошенным обедом, грязными тарелками с остатками холодных овощей и маринованной рыбы. Он посмотрел на Асада влажными от слез глазами и покачал головой, исполненный презрения.
– И это говоришь ты, Асад! Ты, который искал это чудовище пятнадцать лет. Искал, искал и не нашел. Ты, который никогда даже близко не мог к нему подойти. Ты даже не знаешь, живы они еще или нет. И теперь ты это мне говоришь? – Самир горько усмехнулся. – Ты забыл, что он собой представляет, Асад. Твой гнев ослепляет тебя. Ты думаешь, что он все еще на Кипре? Это Галиб-то? Он может быть где угодно. Только не на Кипре, слышишь, что я тебе говорю?
Асад вышел из квартиры, оставив папку с газетными вырезками на обеденном столе у Самира. Не потому, что гнев и горе утихли из-за того, что теперь он делил их с Самиром, а потому, что он был не в состоянии держать фотографию этого дьявола Галиба рядом со своим телом. Даже запах ксерокопии вызывал у него ощущение тошноты, папка жгла ему руки. Нет, теперь пусть страдает Самир. Может быть, это наведет его на другие мысли и он поймет свою ответственность.
Когда Асад протянул Самиру руку на прощание и тот ее проигнорировал, Асад понял, что сразу после того, как дверь закроется, Самир второй раз за день опустится на колени.
В эту ночь Асад почти не спал. Он вертелся с боку на бок, но одолеть бессонницу ему так и не удалось. Никакая тьма не могла оградить его от того, что накануне пронзило его душу.
В течение нескольких часов Асад метался в постели, сбросил радиобудильник и бумаги с прикроватной тумбочки, спихнул одеяло на пол, наконец встал и направился в ванную комнату, посмотрел на себя в зеркало, и его стошнило.
Тяжелый сон навалился на него лишь за десять минут до того, как радиобудильник на полу механическим голосом объявил, что сейчас семь часов и его ждет «wonderful day»[17]. Асад, свернувшись в клубочек в позе зародыша, лежал, прижимая к себе простыню, словно та была живым существом.
Выходя из дома, Асад раздавил радиобудильник ногой. «Wonderful day»! Никто сегодня не должен ему этого говорить.
18
Галиб
День двенадцатый
– По воле Аллаха, мы тогда нашли Заида аль-Асади очень быстро. Если бы идиот сбежал, как эти трусливые датские братья, нам было бы до него не добраться, – сказал Галиб фотографу, который по-домашнему восседал перед ним в своей захламленной мюнхенской квартире.
«Но если бы мы не нашли его, вот этого тоже не было бы», – подумал Галиб, погладив изуродованную нижнюю часть своего лица, и на мгновение погрузился в воспоминания обо всех унижениях, которые выпали ему после встречи с Заидом.
Месть!
Галиб улыбнулся, потому что час мести был близок, он в этом не сомневался.
– Как давно это произошло? – спросил фотограф, сидя на диване, и указал на подбородок Галиба.
– Как давно? – Галиб мрачно посмотрел на него. – Сотни грехов и миллионы вдохов тому назад. Реки крови вылились в песок с тех пор. Значит, давно.
Женщины в соседней комнаты опять стали кричать. Галиб обернулся к человеку, стоявшему у него за спиной.
– Сделай так, чтобы они замолчали, Хамид, – сказал он по-арабски мужчине плотного телосложения, который внимательно слушал их разговор. – Пинай или бей так, чтобы поняли, скажи, чтобы легли в постель и ждали, когда я приду. Заставь их проглотить снотворное. Мы уходим через десять минут.
Язвительная усмешка появилась на губах фотографа.
– Нелегко тебе управляться с твоими женщинами, верно?
Одного взгляда Галиба хватило, чтобы усмешка исчезла с лица.
– Скоро их плач не будет тебе мешать, потому что нам пора.
Фотограф упрямо посмотрел на него:
– Сначала расскажи, как вам удалось так быстро найти Заида аль-Асади?
– Как удалось? Он проявил слабину и захотел взять с собой жену и двух дочерей, вот так нам и удалось. И, кроме того, они жили у родственников на окраине Фаллуджи, а моя семья родом оттуда. – Галиб покачал головой. – Через несколько часов после убийств в филиале тюрьмы Абу-Грейб он появился в городе с пятнами крови на одежде. Может быть, этот негодяй полагал, что никто их не заметит, но в нашей стране запекшуюся кровь даже самый маленький ребенок распознает. Кровь да крики из дома, где жили его женщины. Не было никаких сомнений, что произошло что-то необыкновенное. – Галиб улыбнулся. – Уж если кто не мог управляться со своими женщинами, так это Заид аль-Асади. Он вырос в стране, где слишком внимательно слушают, что говорят женщины. Вот это их и губит.
Фотограф откинулся на диване.
– И тайная полиция пришла за ним в тот же день, так это было?
Из соседней комнаты послышалось несколько сильных глухих ударов и стоны. Когда минутой позже все стихло, подручный Галиба проскользнул в дверь и встал позади.
Галиб кивком поблагодарил его и снова повернулся к немецкому фотографу.
– Да, так и было. Полиция пришла в тот же день. Этот дурак думал, что сможет сбежать из страны вместе со своей семьей, но его жена была больна, и полиция легко схватила его у нее дома. А когда они втащили его в тюремный двор, трупы убитых лежали там в ряд на земле. В общей сложности он, братья и их помощник убили пятнадцать человек.