который как раз жевала. Надо же, совсем из головы вылетела и сама Диана, и ее претензии на проживание в моей квартире. Вообще все вылетело.

— Может, просто съездим в магазин, и все купим? Или тебе принципиально привезти это из дома? — он снова полыхнул на меня жарким взглядом и дрогнул уголками губ в улыбке. — Я просто подумал, что, если мы приедем за твоим… бельем, а твоя сестра сидит в подъезде на чемоданах… Тебе придется запустить ее в свою квартиру.

— Я никогда не пущу ее к себе, — твердо объявила я. — И вообще не хочу ее видеть.

— Так это что, с ней тебе изменил твой бывший муж? — неожиданно спокойно произнес Платон, цепким взглядом пройдясь по мне.

Мое лицо вспыхнуло так, что казалось кожа сейчас просто лопнет. Вилка выпала из разжавшихся пальцев и упала на стол, громко звякнув о край тарелки. Откуда он знает… Зачем заговорил об этом?

И именно в этот момент рядом со мной прозвучал голос, который я меньше всего хотела бы слышать:

— Так вот оно что, дорогая сестричка. Я, значит, сижу и мерзну у тебя под дверью. Уставшая и голодная названиваю тебе, в надежде, что у тебя совесть проснется. А ты тут, оказывается, хорошо время проводишь.

С трудом, словно моя шея вдруг стала деревянной, а заодно каменной и ледяной, я повернула голову. Мазнула взглядом по возмущенному лицу сестры, подбоченившейся возле нашего стола.

Мельком подумала, что Диана никогда не умела вести себя с достоинством, и перевела взгляд дальше. Чтобы упереться в полные ненависти глаза стоявшей за ее спиной Маши…

Глава 36

— Ну здравствуй, Павли-иша, — пропела Маша, глядя на меня со смесью ненависти и жгучей обиды в глазах… Не дожидаясь, пока я отвечу, повернулась к моему спутнику:

— Плато-он… Какая неожиданная встреча. Ты поэтому отменил нашу сегодняшнюю договоренность? Из-за свидания с моей подругой? — слово «подруга» Маша произнесла, как будто выплюнула.

— Добрый вечер, Маша, — Платон явно не собирался отвечать на ее вопрос.

Повисла пауза. Маша молча переводила взгляд с него на меня, и не спешила уходить.

Первой не выдержала Диана. Потянув Машу за рукав, капризно заныла:

— Маш, пошли уже, а? Ты же видишь, с моей сестрой бесполезно разговаривать — она всегда только о себе думает.

Уставилась на меня недовольно, выпятила капризно нижнюю губу и пригрозила:

— А с тобой мама будет разбираться, готовься. Я ей все рассказала, как ты меня под дверью пол дня продержала, свинюшка бессовестная. Хорошо хоть Маша не такая, как ты — пустила к себе пожить.

Я во все глаза смотрела на нее. Потом перевела взгляд на закаменевшее лицо Платона, и опять уставилась в недовольные глаза сестры. Интересно, это я дура, или мир, и правда, сошел с ума?

— Маша, вы, кажется, куда-то направлялись? — раздался ледяной голос Платона.

— А? Да, конечно. Нам пора, — наконец отмерла Маша. Подхватила Диану под локоть и потащила за собой:

— Всего доброго, Платон.

Перевела на меня взгляд и язвительно поинтересовалась:

— Не передумала завтра со мной ужинать, подруга?

— Нет, конечно. С чего бы? — я спокойно взглянула ей в глаза. — Встречаемся, как договаривались.

Маша поджала губы, но кивнула. Цокая каблуками, девушки исчезли где-то в глубине зала, оставив после себя ощущение пустоты и неловкости.

Первым молчание нарушил Платон:

— Твоя сестра всегда такая?

— Какая?

— Будто ей весь мир что-то должен, — Платон смотрел на меня тяжелым взглядом. Было видно, что он зол: челюсти напряглись, губы плотно сжаты. — Почему ты позволяешь так с собой обращаться, Павла?

— Как именно? — я с вызовом взглянула в его взбешенные глаза.

— Твоя сестра только что прилюдно оскорбила тебя, а ты смолчала. Вот как.

— Мне надо было начать обзываться в ответ? — огрызнулась я.

— Нет конечно, ты не опустишься до такого, — вздохнул он. — Но и позволять вытирать об себя ноги нельзя.

Мы замолчали. В сгустившемся вокруг нас пространстве явственно потрескивало взаимное недовольство. Сквозь его плотную завесу с трудом пробирался окружающий нас ресторанный шум — звяканье посуды, негромкие разговоры и ненавязчивая музыка, льющаяся откуда-то с потолка.

Отвернувшись от мужчины напротив, я с тоской думала, что, по-видимому, не слишком вписываюсь в его представления о правильном поведении.

Конечно, в чем-то он был прав — я никогда не умела пускать в ход когти, защищая себя. Особенно, когда речь шла о моей семье — маме и сестре.

Они всегда выступали против меня дружным фронтом — мама и Диана. Наступали, оттесняли меня с моих позиций, и не давали вернуться на них обратно, охраняя завоеванное с агрессией, достойной лучшего применения.

Поэтому я и сбежала от них в свое время, устав бороться. Под предлогом, что так мне ближе ездить в училище, поселилась у бабушки, сведя общение с мамой и Дианой к максимально возможному минимуму.

Я вздохнула и повернулась к Платону:

— Ты прав. Я не умею защищаться так, чтобы моя сестра оставила меня в покое. Моё «нет» она не слышит. Для нее, в принципе, не существует такого слова, — я усмехнулась.

— Драться с ней бесперспективное дело — она сильнее меня физически. Да и не буду я так опускаться. Я могу, конечно, попробовать поставить ее на место, сказав что-то язвительное или ехидное — это я умею. Да вот только Диана не понимает таких вещей. Чтобы до нее хоть что-то дошло, мне нужно обложить ее трехэтажным матом.

— А ты не хочешь? — глаза Платона вдруг изменились. Царившая в них мрачность исчезла, сменившись насмешливостью. — Или не умеешь?

— Умею, — буркнула я. — Но не хочу унижать себя. Мне проще отойти в сторону, чтобы не попасть под ее плевки, чем пытаться заткнуть ей рот.

— Отвези меня домой — я устала, и хочу переночевать у себя, — попросила я, когда мы вышли из ресторана и подошли к машине. И правда, от всех событий сегодняшнего дня, тело сделалось ватным, а в душе царила сумятица и странная опустошенность.

Мужские руки обняли меня. Подтянули к груди под кашемировым пальто, пахнущем горьковатым, с мшистыми дубовыми нотками парфюмом.

— Конечно, мы заедем к тебе, — возьмешь какие тебе нужны вещи. Но ночевать ты будешь у меня. И это не обсуждается, Павла, — ответил Платон голосом, не допускающим возражений. Добавил чуть мягче: — Если ты устала, я даже попробую не приставать к тебе. Не обещаю, что у меня получится, но попробовать можно…

Твердые пальцы приподняли мой подбородок. Напротив моих глаз оказались его смеющиеся глаза:

— Такую уникальную девушку, не желающую ругаться матом, я не упущу. Имей это