Какие же идиоты эти Жнецы… связываться с эдакой мерзопакостью. Хотя и их можно понять — нужно же откуда-то брать Веру? Уважаемому читателю не казалось парадоксальным, что секретная организация, за которой охотятся все госструктуры, сжигает Веру на воплощения столь же активно, как и Критики, за которыми поддержка страны?

Всё просто — они воровали Веру. Те, кто поумнее, имели артефакты или способности, чтобы забирать чужую Веру из вещей или людей… что было не просто незаконно, но и очень опасно и противоестественно даже в рамках Веры. Те, кто не очень сообразителен, прибегали к помощи вот таких образин, которые в ритуалах, подобных Обратной Одержимости, давали временную или постоянную возможность извращать артефакты, дабы их можно было использовать в качестве накопителей. При этом тёмные сущности получали не только процент Веры, но привязывали артефакты к себе, и пользующийся ими человек получал вместе с силой ещё и духовного паразита.

Жнецы особо ценили многоразовые артефакты — то есть те, что восстанавливали Веру даже после забвения, и которые исказить, очернить было затруднительно… такими, как ни странно, стали обычные иконки. Ну, или другие символы веры различных религий. С ними проклятья сталкивалось со святостью, оставляя лишь силу.

Оркестр неспешно убрал забрало со своего шлема. Улыбнулся… и без лишних слов ударил длинной очередью из табельного автомата игольника в голову демона.

Как бы сильна ни была аномалия, артефакт или монстр — но у всего есть уязвимые точки. Те места, повреждение которых приводит либо к потере большого количества Веры, либо к нарушению её эффективного использования. И если монстр лишится головы, то, даже выжив, он заметно ослабнет.

Жаль, что демону на это было плевать — иглы расплавились, не долетев до лица монстра считаных миллиметров. Демон взревел, и одной из шести рук запустил костяное копьё, пытаясь нас на него насадить. Я был радикально против, поэтому рванул в сторону. Оркестр тоже отшатнулся, но в другом направлении, уворачиваясь одновременно ещё и от удара кнутом, сплетённом из жил.

— Как же я ненавижу всю эту изотерическую погонь… — донеслось со стороны Оркестра. — В Чёрный месяц от демонов и ангелов пало слишком много моих друзей.

Будь мы поумнее, запаслись бы серебром, святой водой, распятьями и молитвенниками или хотя бы боевым святым отцом — остались ещё нормальные, неодержимые. Но в связи с нашим профессиональными раздолбайством мы с Оркестром почти одновременно начали зачитывать молитву:

Pater noster, qui es in caelis,

sanctificētur nomen tuum.

Adveniat regnum tuum.

Fiat voluntas tua,

sicut in caelo, et in terrā.

Мне пришлось уворачиваться от взмаха мечом. К счастью, тот оказался настолько громоздким, что при замахе зацепил потолок, поэтому мне не составило труда пропустить удар над собой. И своё веское слово сказали мои револьверы — пули били по глазам монстра. В отличие от игл, расплавить почти десяток грамм свинца не так просто, однако выстрелы в этот раз сработали, словно удары с размаха: голова демона дёрнулась.

Тем временем на Оркестра опустилась булава и молот. От молота он уклонился без труда — на каменном полу образовался небольшой кратер, здание тряхнуло, а по полу пошли новые трещины. А вот булаву мой начальник принял на своё оружие. Ствол заметно погнулся, но выдержал удар, а Оркестр хоть и отступил на шаг, но сумел удержаться на ногах. Пришедшее в негодность оружие сослужило последнюю службу, когда Оркестр оттолкнул с его помощью костяную булаву в сторону.

Используя инерцию, начальник скинул с руки перчатку и, скользнув вдоль копья, за которым тянулась одна из конечностей демона, уцепился за его запястье. Тот попытался дёрнуться, но захват, усиленный броней Критиков из современных технологий, оказался сопоставим по мощи с демонической силой.

А затем рука демона начала усыхать и скукоживаться. Три удара сердца и особо сильный рывок — на пол упал лишь прах, да мелкие алые кристаллики, что составляли конечность демона.

Panem nostrum quotidiānum da nobis hodie,

et dimitte nobis debĭta nostra,

sicut et nos dimittĭmus debitorĭbus nostris.

— Я пожру твою силу… — со зловещим предвкушением прошипел Оркестр… Хотя, скорее, всё же одна из его личностей. И мне почему-то кажется, что это был «тёмный-Оркестр».

Я тем временем изображал гимнаста, уворачиваясь от меча и копья демона, а также стараясь не попадать под его огненные шары. Слава богам, что он не додумался ни до чего более оригинального.

Пули давно кончились, а врукопашную против демонического воплощения Веры… я оказался на удивление эффективен — каждый мой удар хоть и натыкался на стену, но при этом выбивал из демонического тела облачка тумана, что заставляло противника морщиться.

А Оркестр лишь пожал плечами и, подхватив копье демона, крутанул его пару раз и без особого замаха метнул в грудь существа. Тот, конечно, отбил удар, но зато упустил тот момент, когда Оркестр шагнул вплотную и ударил демона голой рукой в живот. И что совсем удивительно, пробил плоть и погрузил руку внутрь.

Демон от подобного тоже ошалел и на несколько мгновений застыл. А Оркестр напрягся и заставил демона встать перед собой на колени. И тут я увидел в глазах демона страх. Близкий к ужасу.

И Оркестр поцеловал демона взасос. Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать. Но для демона это стало и вовсе взрывом мозга. Он завис настолько, что даже поддался таланту темного-Оркестра и стал распадаться. Десять ударов сердца, и я остался один на один с начальником. Ну, или одной из его версий.

Et ne nos indūcas in tentatiōnem,

sed libĕra nos a malo.

Amen.

Я дочитывал молитву, толком не знаю, от кого, надеюсь, что она меня защитит. Оркестр же неспешно поднялся и улыбнулся, стряхнув с губ пыль:

— Хочешь показать свою удаль, молодец?

— Я буду сопротивляться, — честно признался, судорожно снаряжая барабан револьвера и прикидывая, успею ли призвать Феникса.

— Не кипишуй, я видел, как ты манипулировал Оркестром и привёл его к этому существу. Ты дал мне хорошего врага, так что живи, — и после этих слов взгляд Оркестра потух, а улыбка сползла с лица. Оркестр… уже оригинальный осмотрел бывший холодильник и проверил показатель напряжённости поля. — Напряжённость уменьшилась, мы сумели остановить призыв, — и без сил опустился на пол.

Я не стал скромничать и тоже рухнул. Пусть сегодня не особо действовал, но всё равно вымотался. А ведь операция ещё не кончилась. Так как связь до сих пор сбоила, решил переключиться на Феникса и его глазами посмотреть, как дела у остальной части отряда.

* * *

Детская площадка представляла собой место военных действий не меньше, чем двух дивизий. Разворочено всё, что только можно, и отчасти то, что нельзя. Остальное повалено и горит. Пылает ДИТР. Перестреливаются Лотерейщик с расколотым шлемом, укрывшийся за искорёженной машиной бандитов. С другой стороны, Главарь успевший выстроить баррикаду из обломков детской площадки и даже нескольких сбитых дронов. Все остальные его подельники, даже парень-щитовик лежали без чувств. Перестрелка перетекла в вялотекущую фазу.

Главарь понимал, что ситуация на руку Лотерейщику — подкрепление могло подойти в любую секунду, поэтому он решился на отчаянный прорыв на остатках сил. Телекинетический взрыв разметал обломки детской площадки, подняв в воздух песок из ближайшей песочницы. Главарь побежал в сторону ближайшего здания, хватая обломки телекинезом и используя их как платформы, дабы продвигаться не только вперёд, но и вверх.

Лотерейщик открыл огонь, но телекинетические щиты всё так же продолжали останавливать иглы, и даже воплощение Каменного дождя прошло мимо. А Главарь всё быстрее приближался к цели… пока его за ногу не схватила очередная платформа-обломок турника. Главарь растерялся настолько, что запнулся и повалился на землю с высоты почти в два десятка метров. А схватившая его платформа ещё в воздухе извернулась и одним точным ударом лишила Главаря чувств. С земли поднималась лишь гротескная фигура Мимика, донельзя довольного собой.

Лотерейщик, наконец, вышел из-за укрытия и хотел что-то сказать довольное, но секунду спустя оружие вновь оказалось вскинуто, а Мимик обратил свои руки в клинки. Причиной активности стало то, что из зеркальной поверхности поваленной горки вышел человек. Вышел не кто иной, как Глагол.

Он шел неспешно в изодранной одежде, поверх которой было накинуто металлически поблескивающее пальто до земли, и меланхолично прихлебывал вино из бутылки. Я почему-то совершенно не удивился, когда понял: Глагол совершенно