где можем сходить? В сервитуте! Вот и ищи, где тут сервитут ближайший! — я с явно ощутимым удовольствием чувствовал кожей ладони теплый пластик руля и радовался этим таким естественным ощущениям.

А еще тому, что татау никуда не делись. На месте были и все браслеты с "черепами" и закорючки волшебные! Как зажила кожа — так и проявились, сами собой.

— Ваще-то нигде тут нет сервитутов! Тут земли жирные, земские! Еще пара юридик есть, Орловых, например, или Платовых. Но ну бы их нафиг, да? Нам в Орск надо, Бабай! В Орске мы как родные будем!

— И в Орск, и на Магнитку — обязательно заглянем. Ты давай — сервитут ищи, слышишь? Может, что-то после Волгорада найдется? Даже если крюк придется сделать — заедем! В конце концов, хочется прогуляться, ноги размять, дома какие-нибудь красивые посмотреть, а не торчать вечно в этом фургоне.

— Камышинская Вольница! — обрадовался гоблин. — Но там какая-то Хтонь страшненькая, ваще-то!

— А где она не страшненькая? — я уже сообразил, что сервитутские привилегии тут ни одной территории просто так не дают. — Да и мы с тобой, Кузя, тоже страшненькие.

— Ваще-то я симпатичный! — заявил Кузя. — Мне мама так всегда говорила. И бабушка!

Свет фар взрезал ночную тьму, километры тракта наматывались на колеса, вдалеке, в сжатых уже полях поблескивали далекие огни станиц и хуторов. Фудтрак с Белой Дланью на борту мчал по матушке-России, и несмотря на всю притягательность конечной цели пути, у меня в душе всё-таки теплилось дурацкое желание, чтобы это путешествие никогда не заканчивалось.

Глава 12. Ничего удивительного

Пока фудтрак гнал по тракту, я всё думал: как так получается, что в мире, где существует магия, подавляющее большинство населения плевать на нее хотело?

Земские городишки и деревушки мелькали за окном один за одним, своим внешним обликом и общим настроем возвращая меня в пору моего среднего школьного возраста, эдак годика с девяносто девятого по две тысячи пятый. Здесь не было никаких дронов, роботов, голограмм и киборгов. Основой пейзажа являлись панельные многоэтажки типа наших "брежневок", одноэтажные домишки — деревянные или красного кирпича, с шиферными крышами. Административные и деловые здания в модерновом или классическом стиле, с колоннами и портиками, часто — с облупленной штукатуркой и скульптурными фигурами с отбитыми носами. Аляповато выглядящие павильоны со всякой всячиной — от цветов до детских игрушек, ларьки со жвачками и сигаретами, сетевые магазины, плотно оккупировавшие первые этажи жилых домов… Да что там: на остановках у трактов я видел даже бабушек в драповых пальто и цветастых платочках, практически исчезнувших с родных мне городских улиц в двадцатых годах двадцать первого века!

А потом Кузя показал пальцем в небо.

— Самолет! Летят курортники в Сан-Себастьян! — сказал он. — Жрать нашу шаурму.

И у меня в голове стрикнуло: вот оно! Ничего удивительного! На старушке-Земле со всем ее почти восьмимиллиардным (к моменту моей тамошней смерти) населением только восемнадцать процентов когда-либо в жизни летали на самолете! И только три процента делали это хотя бы раз в год. Двести тридцать миллионов из восьми миллиардов! А три миллиарда никогда в жизни не выходили в интернет, четыре — никогда не имели смартфона!

Да чего далеко ходить: треть населения тамошней Российской Федерации никогда не видела моря, а около семидесяти процентов — не было за границей! И, что характерно, это им не мешало жить-поживать, добра наживать, и временами чувствовать себя счастливо. Я в свое время залипал на эти циферки, и здорово обалдел. Мы все жили в счастливом неведении, равняя себя на всякие Лос-Анджелесы и Амстердамы, а для доброй половины мира привычный нам уровень комфорта казался райскими кущами…

Почему же тут должно быть по-другому? И если на Земле неравенство в двадцать первом веке в основном имело имущественную или географическую природу (ну и наследственную, генетическую, понятное дело), то здесь к этим моментам добавлялась и почти изжитая у нас сословная, и расовая, и совершенно оригинальная — магическая общественная дифференциация. Сервитут меня в этом плане разбаловал, общение с опричниками и аристократами подарило иллюзию того, что волшебство — дело вполне обычное, вроде дорогой тачки под задницей или виниров во рту. Типа — круто, но вполне в рамках.

Для жителей же земщины маг был и оставался существом сверхъестественным и невероятным. И появление в том же уездном городе Орловском скромного "пустоцвета" произвело примерно такой же эффект среди местных стражей порядка, как, например, на артистов нашего провинциального Молодежного театра, если бы к ним на премьеру вдруг заявилась посмотреть пьеску, скажем, Юлия Пересильд. Ну, которая в космос летала. Оно как бы вроде и возможно, но с другой стороны — с какого хрена и почему к нам?

Или это они так бегали потому, что он целый целовальник из Сыскного приказа? Тоже — птица высокого полета, по меркам Орловского.

— И всё-таки: что такое целовальник? — спросил я у Риковича, который смотрел, как я подсоединяю кабель от зарядной станции в нужное отверстие в борту фудтрака.

— Это значит — присягнувший, давший клятву, целовавший крест. Ну, и имеющий право целовать крест и давать обещания от лица Государства и Государя, — пояснил он.

— Так ты, Иван Иванович, и в самом деле большая шишка? — глянул на него я.

Похоже, хватая сыскаря за горло в "Орде", в первое наше знакомство, я сделал по его поводу несколько поспешные выводы.

— Это смотря с кем сравнивать. С вот этими вот… — сыскарь мотнул головой в сторону трех экипажей вооруженной милиции. — По сравнению с ними — большая. По сравнению с твоим Воронцовым, Келбали Ханом, или — любым из Рюриковичей, или даже с дьяком Карачаровым — пыль! И я хочу это изменить. Я хочу возглавить Сыскной приказ годиков через пять, и дальше… Дальше тоже есть планы.

Вооруженная милиция толпой курила вокруг своих угловатых внедорожников, подозрительно напоминающих смесь "козликов" и "Нив" самой классической, если не сказать — архаической комплектации. Они нервничали: сначала орк на парковке торговлю развел, потом — Сыскной приказ нагрянул. А после того, как Иван Иванович походя сунув им в самые лица серебряный значок своей структуры, вынул у одного из них из нагрудного кармана косяк с дурью и в мусорку кинул — они совсем вспотели. Поняли, что перед ними маг, или — что их плотно пасут. И теперь пытались врубиться, как себя