Пришлось нападать.

Жюль с Пьером попытались было заслонить собой капитан-лейтенанта, но не тут-то было – граф, урожденный гасконец, вскочил на стол и, сметая бутылки с тарелками, кинулся на врага. Здоровяки-мушкетеры ринулись следом.

Отряд нападающих разделился – одна половина атаковала д’Артаньяна, другая – Сухова.

Паха с Жекой работали в паре – прикрыв спины друг другу, они деловито сражались. Ноль эмоций, будто рубкой дров заняты.

– Там еще один!

– Достали, блин!

Первым пострадал добрый молодец в черном плаще – Жекин палаш почти снес ему голову.

– Один – ноль!

Павел, пинком отбросив наиболее настырного, рывком нагнулся к убиенному добру молодцу, выхватывая у того из-за кушака пистолет.

Выстрел в упор был удачен – круглая пуля порвала настырному требуху, вынося пару позвонков. После этого не живут.

– Готов!

Тут же и Пончик отметился, выстрелив из мушкетона, – заряд картечи разворотил грудь рыжему молодчику в черном плаще.

– Попал!

Пьер, Жюль и Жан дружно перешли в контрнаступление – в левой руке сжимая кинжал-дагу, в правой шпагу, мушкетеры ударили живым трезубцем, отбрасывая противника.

Но и «рыцари плаща и кинжала» тоже были не лыком шиты – поспешно отступив, они ударили с фланга, сцепившись с д’Артаньяном и Жюлем.

Раздался неожиданный пистолетный выстрел, и меткая пуля сразила мушкетера-великана.

Жюль стоял, качаясь, жизнь покидала громадное тело не сразу. Но вот искра мысли погасла в темных, широко раскрытых глазах, и гигант пал.

Граф словно обезумел – бешено фехтуя, он заколол ближайшего неприятеля, и на него набросились сразу двое.

– Яр! – крикнул Олег. – Смотри за Пончем!

Выстрелив из пуффера и не попав, Сухов метнулся к д’Артаньяну – уж больно умелыми оказались парнишки в черных плащах.

Едва он сцепился с одним из них, свирепо сопящим сквозь безобразные ноздри наполовину отрубленного носа, как Пьер, бледный от ярости, пронзил безносого насквозь.

Тут и Пончик, успевший зарядить мушкетон, внес свою лепту – пальнул, перебивая ногу тому самому умельцу, что наседал на капитан-лейтенанта.

С раздробленным коленом очень трудно фехтовать, поэтому Жан и граф в две руки уделали калеку. Чтоб не мучился.

Враг дрогнул.

– Окружай!

– Не дай им уйти!

Рыжий черноплащечник внезапно взял старт, обошел Быкова и ворвался на террасу. Видимо, рассчитывая уйти через кухню.

С грохотом опрокидывая скамьи, он ломился, пер, и Олег едва догнал его, настигнув в прыжке и повалив на пол.

Рыжий отбивался бешено, но пара хороших ударов по челюсти подействовала вразумляюще.

Сухов вывернул «задержанному» руку и спросил, упираясь коленом в спину:

– Кто такие?

Рыжий грязно выругался, но закончить витиеватое выражение не успел – Олег сломал ему безымянный палец.

– Кто вас послал?

Поток черной брани так и хлынул из ротового отверстия, сменяясь поросячьим визгом – сломался мизинец.

– Дружок, – ласково сказал Сухов, – у тебя еще восемь пальцев. Собираешься и дальше геройствовать? Валяй! Когда я сломаю десятый пальчик, я вернусь к безымянному и сожгу его. Потом сгорит мизинчик. А оно тебе надо?

После третьего пальца рыжий стал гораздо общительней и выложил, что всю их банду во главе с Бертраном по кличке Сивый нанял некий мрачный тип с крестообразным шрамом на щеке.

Он и денег дал, и с оружием подсобил, и эти дурацкие плащи выдал. Хотя чего зря хаять – ночью в лесу в них куда теплее.

Имени своего шрамолицый не назвал, но парочка слуг почтительно обращалась к нему: «Господин Корнелий».

Олег встал, поймал взгляд Пьера и кивнул. Мушкетер тут же заколол рыжего.

– Трое бежали! – воскликнул Пончик, выглядывая из ворот. – Паха с Жекой за ними дунули! И Жан!

– За ними!

Сухов, глянув мельком на бледного трактирщика, крестившегося в дверях, вскочил на коня и выехал на дорогу.

Путь отступления всё еще был виден – день был безветренный, и пыль оседала медленно.

– Вперед! Понч, дождись нас! И оружие собери!

– Понял… – буркнул Шурка. – Угу…

Олег погнал коня по пыльному шляху, да гнедок и сам разгорячился.

Вскоре впереди, за развилкой, показались люди и кони. Двое не хилых ворогов уходили на одной лошади – плащи так и трепетали.

У коняки не было шансов – споткнувшись, животина полетела кувырком, и беглецы почесали на своих двоих.

Жека или Паха – издали не разобрать – выстрелил из Шуркиного мушкетона, да не попал.

Не угодил в беглеца, зато перебил деревце у дороги, и один из плащеносцев с разгону задел его.

Да так хорошо приложился к земле-матушке, что свечку в руки да отпевай – шея у него была вывернута не по здорову.

А под ноги смотреть надо!

– Лови его! Держи!

Последнего из банды Сивого поймали за дорогой, у рощицы молодых дубков. Наподдали как следует, от души, да и повязали.

Подъехав, Сухов осадил коня и спросил бандюгана, дышавшего бурно и натужно – вот-вот веревки, стягивавшие грудь, порвет:

– Что вам приказал Корнелий?

Задышливо хапая воздух, плащеносец ответил:

– Мушкетеров… убить, а тебя… лекаря и еще одного… он всё время говорит «yosh-moyo»… обезоружить, связать… и приволочь в Орлеан. Корнелий… награду обещал за вас… по десять золотых за каждого!..

– Как нас ценят, ребята! – усмехнулся Олег.

Паха с Жекой хохотнули.

Сухов, поглядев на допрашиваемого, поинтересовался:

– Как звать?

– Тристан.

– Где именно Корнелий будет ждать вас в Орлеане? Бандит посмотрел на Олега исподлобья и отвернулся.

– Разговорить? – раздул ноздри Павел.

– Не стоит. Тристан, жить хочешь?

Пленный засопел.

– Мне повторить вопрос?

– Корнелий обещал ждать до вечера среды в монастыре Святого Германа, – пробурчал Тристан. – Надо обратиться к отцу келарю или к настоятелю и передать им два денье и еще половинку разрубленной монеты. И кто-то из них проведет к странноприимному дому – Корнелий будет там.

– Понятно… Ты всё сказал? Ничего не утаил? Мы ведь тебя так просто не отпустим, проверим сначала, всё ли так. И, ежели что не сойдется в обители Святого Германа, шкуру с тебя спустим. Усвоил?