В салоне машины назойливо щелкал поворотник. Раздраженное ожидание отца, повисшее после его вопроса, давило на нервы. Роману в этой реальности не нравилось. В гипнотическом мелькании темных деревьев вдоль обочины было комфортно и почти безопасно. Там не нужно было давать ответы.

— Ничего, — выдавил он из себя, удивляясь тому, как сипло прозвучал голос.

— А почему Димка даже проводить не вышел?

Роман пожал плечами — мол, это же Волков, — стараясь заглушить при этом удушливое чувство вины. Если бы он не заигрался в старшего брата, если бы послушал Машу, наконец... От мысли о Маше стало совсем тошно. Как сообщить ей о случившемся, он понятия не имел.

— Ром, я же не дурак, — раздраженно произнес отец и красноречиво посмотрел на его руку.

У Волковых после сбивчивого объяснения про разбитую тарелку Сергей молча выдал ему упаковку пластырей, и то, с какой обреченной готовностью он это сделал, наводило на нехорошие мысли. Волков ведь не ранит сам себя, правда? В принципе, иногда у него бывали заклеены пальцы, но это ведь с каждым может случиться?

— Рома!

— Немного поспорили, — ответил Роман, не глядя на отца и надеясь, что тот не станет выпытывать подробности. Придумывать оправдания сил не было.

К счастью, отцу кто-то позвонил, и оставленный в покое Роман опять впал в состояние бездумного созерцания пейзажа за окном.

— Тебя домой? — спросил отец, когда они переехали МКАД.

Роман заторможенно кивнул, скользнув виском по про­хладному стеклу, а потом, встрепенувшись, попросил:

— У метро любого высади.

— Куда ты намылился?

— Погуляю немного, — соврал Роман.

— В сторону Маши? — вздохнул отец, и Роман даже не стал ничего говорить. К кому еще в этом огромном и пустом городе он мог поехать?

Всю дорогу до Маши он прокручивал в голове предстоящий разговор, но в его воображении все как-то не клеилось. Маша ведь расстроится, а расстраивать ее Роман совсем не хотел.

Выбравшись из подземки на нужной станции метро, Роман загрузил адрес в навигаторе и неприятно удивился тому, что идти было довольно далеко. Можно было, конечно, воспользоваться трамваем, но разбираться с системой оплаты проезда в наземном транспорте сейчас не хотелось, поэтому Роман отправился пешком и предсказуемо заблудился в типовых многоэтажках. Да еще телефон решил внести свою лепту в этот на редкость «прекрасный» день: батарея сообщила о том, что у нее остался один процент заряда.

Бесцельно побродив по Машиному району, Роман окончательно понял, что, во-первых, навыки скаута в Москве не могут помочь ничем, а во-вторых — оставлять Машу в этом районе просто нельзя, потому что такого количества нетрезвых людей он за всю свою жизнь не видел. А Маша ведь здесь вечерами ходила. От метро до дома, от дома до магазина.

У проходившей мимо женщины неожиданно оборвалась ручка пакета, и Роман бросился собирать раскатившиеся по тротуару яблоки.

— Вот пакеты сейчас делают, — проворчала женщина, достав из сумки запасной пакет и раскрыв его перед Романом, а когда он ссыпал туда собранные яблоки, добавила: — Спасибо тебе. Возьми яблочек. Они с дачи. Вкусные, не то что магазинные.

Роман не знал, как вести себя в такой ситуации, поэтому, пробормотав: «Спасибо», засунул пару яблок в карманы.

— А вы не подскажете, где здесь дом двадцать восемь, корпус три? Там еще салон красоты на первом этаже.

— Так вон через дорогу, — женщина указала направление. — Видишь Сбербанк за перекрестком? Вот за ним и дом. Только не вздумай тут перебегать. Вон переход есть под­земный.

— Спасибо большое, — улыбнулся Роман и про себя подумал, что она, наверное, работает учителем. Слишком уж беспрекословным тоном она велела ему соблюдать ПДД.

Подземный переход тоже «порадовал» Романа исписанными стенами, специфическими запахами и частично не работающими лампами. Маша и здесь ходит одна? Справедливости ради, в Лондоне тоже было полно подобных мест. Но, во-первых, Роману не приходилось бывать в таких местах регулярно, а во-вторых, там он хотя бы примерно знал, чего ожидать и как себя вести в случае конфликта. Здесь же все было слишком непредсказуемо. Вспомнить хотя бы его драку у бара месячной давности, когда охранник, вместо того чтобы вызвать полицию, прикрыл Романа и сделал все, чтобы они с Юлой убрались с глаз долой побыстрее, хотя технически драку затеял именно Роман. От воспоминаний о Юле на душе привычно заскребли кошки. Раньше он планировал слетать во Флориду, куда отец увез ее после случившегося. А теперь, оставшись в Москве, Роман, кажется, лишил себя этой возможности, потому что пришлось бы как-то объяснять эту поездку Маше. Не то чтобы Маша ревновала его к прошлому — они вообще об этом не говорили, — но Роману казалось, что Маша не придет от этого в восторг. Тема его отъезда куда-либо как-то странно влияла на Машу. Как будто он мог уехать навсегда. Хотя вроде бы думать так он никакого повода не давал.

Из Машиного подъезда выходила пожилая дама. Роман поздоровался и придержал для нее дверь, а она, смерив его подозрительным взглядом, указала на заклеенную пластырями руку:

— Тоже руки режешь?

— Нет, — удивленно выдохнул Роман, про себя подумав: «Что значит „тоже“? Тут все так делают?»

В подъезде Роман привычно направился мимо лифта к лестнице. Не дойдя до нужного этажа одного пролета, он остановился и оперся ладонями о грязный подоконник, давая себе несколько минут, чтобы подготовиться к разговору. Наверное, Волков на его месте не стал бы сообщать Маше о поцелуе с Лялькой. Наверное, Роман был дураком, раз собирался это обсуждать. Но соврать он просто не мог. Что же это за отношения, в которых один врет? К тому же ложь все равно рано или поздно всплывет. Как с тем ужином на «Рене», о котором Димка все равно узнал и с которого началась их с Машей история.

Минут пять он, не двигаясь, смотрел в темноту сквозь мутное оконное стекло. Из приоткрытой форточки дуло, откуда-то тянуло сигаретами, дергано грохотал лифт, и Роману очень хотелось в Энфилд. С Машей. Насовсем. А из реального дико хотелось, чтобы Маша все поняла правильно, обняла и чтобы все как-то наладилось и с Лялькой, и с Волковым.

Этажом ниже хлопнула дверь. Очнувшийся Роман отшатнулся от подоконника и взбежал по ступенькам. Сердце колотилось в горле.

Дверь открыл Юрий Викторович.

— Добрый вечер, — улыбнулся Роман.

— Добрый. Маш! — крикнул тот и ушел на кухню.

Роман вошел в квартиру, хотя его вообще-то не приглашали, и тихо прикрыл за собой дверь.

Из кухни слышались голоса Машиных родителей, и у Романа живот скручивался узлом от мысли, что сейчас придется с ними общаться. К счастью, никто из них выходить в коридор не спешил. Маша тоже не спешила. Весь мир Романа сейчас сосредоточился на мысли, что вот появится Маша, улыбнется, и все наладится. Не может не наладиться, потому что он так вымотался за последнюю неделю, что ссоры просто не выдержит.

Когда Маша появилась в коридоре, Роман широко ей улыбнулся и, пользуясь тем, что родители до сих пор были на кухне, распахнул руки для объятий. Однако Маша вдруг испуганно охнула и замерла как вкопанная.

Романа прострелила мысль: «Волков ей рассказал!»

— Ты откуда здесь? — спросила Маша, и ее голос прозвучал непривычно хрипло.

— Я… приехал к тебе, — растерянно пробормотал Роман, еще не зная, что делать с предательством Волкова.

Впрочем, предательство ли это? Они же не друзья. Так… вроде как общаются. С чего он взял, что Димка, явно желающий вернуть Машу себе, не будет пользоваться любым косяком Романа?

— У меня телефон сел. Я предупредить не мог. Прости… — зачастил он, даже приблизительно не представляя, чего теперь ожидать.

Маша подошла к нему и остановилась в нерешительности. Роман впервые видел ее в домашней одежде. Босиком, в растянутой футболке и клетчатых шортах Маша казалась очень маленькой, а еще очень несчастной. И последнее — по его вине.

— Маша, — прошептал он, не зная, как начать оправдываться.

— Пойдем