Скулме. Этот высокий пожилой господин был весьма со мной любезен, хотя не знаю, чем я это заслужил.

Итак, в Риге я проучился всего год. Мне удалось перевестись в Москву, на отделение графики Суриковского института. Моя судьба книжного иллюстратора сложилась благополучно. Сейчас мне 85 лет. Я стал тем, кем я стал. Но иногда я размышляю — а что бы со мной стало, если б я остался в Риге на все шесть лет обучения?

По судьбе, по воспитанию, по культуре я, конечно, русский художник.

Превратиться в латышского я бы не смог, да в этом и не было нужды.

Ведь многие русские графики учились не в России (Фаворский, Добужинский), но это не помешало им стать русскими художниками. Скорее, помогло.

Рига середины XX века, конечно, не Мюнхен начала века. Но латвийская графика обладала рядом передовых качеств европейского значения. И хотя я не могу назвать имён выдающихся преподавателей 1950-х годов — таковых я там не застал, — однако общая атмосфера и состояние латвийской графики отличались от московских того же времени значительным своеобразием.

Мне нравилось учиться в WMA. Там хорошо преподавали акварель, там были замечательные условия в офортной и литографской мастерских. Но меня, домашнего мальчика, тянуло на родину, в семью, в Москву. Я полагал, что Латвия — провинция, что настоящая жизнь идёт в Москве. Скорее всего, эти настроения ни на чём существенном не были основаны, а пришли мне в голову благодаря бытовой неустроенности моей рижской жизни.

Прощаясь со мной, Отто Скулме спросил: что мешает мне остаться и закончить WMA?

Я ответил, что хочу домой, скучаю по Москве, по родным.

Тогда он сказал:

— Ну что ж, нам очень жаль, что вы нас покидаете, но, как говорится, большому кораблю — большое плавание.

И хотя «большой корабль» после бездомной ночи имел весьма помятый вид, я поблагодарил его, сказав, что этот год, прожитый под гостеприимным кровом Академии, был для меня полезен, и мы расстались, обменявшись рукопожатием.

Сейчас я думаю: а что было бы, если бы я попросил дать мне место в общежитии Академии? Вероятно, это смогли бы как-то утрясти. Но… что было, то было! Судьбу не перепишешь!

О друзьях детства

Я не могу найти причину, определить закономерность, почему люди становятся друзьями — друзьями на всю жизнь. У меня было двое друзей, самых близких мне. Наша дружба зародилась во время войны и продолжалась до самой глубокой старости, до смерти обоих моих друзей. Это были Владимир Шарыгин и Николай Рожнов.

С первым мы познакомились мальчиками ещё до войны, но дружеское сближение произошло в Казани, в эвакуации. Второго я увидел на вступительных экзаменах в художественную школу. С ним мы учились в одном классе два года, на третий Коля был исключён за неуспеваемость, но наша дружба не прервалась и продолжалась вне школы.

В какой-то момент я познакомил их друг с другом, и эта связь оказалась долговечной.

Общей чертой их характеров была бесшабашность — вероятно, она их и сблизила.

Не могу до сих пор понять, на какой основе возникла эта дружба в моём случае. Профессиональные интересы? С Володей у нас их не могло быть. Он был технарь, с детства увлекался электротехникой, школу не закончил, после войны пошёл работать в метро. Я рано определился с профессией, далёкой от техники, а Володя был весьма далёк от искусства. Мой отец не одобрял дружбу с Шарыгиным: «Чему он может тебя научить? Только курению и пьянству!»

Коля Рожнов, уйдя из школы, поступил на авиационный завод. Тогда ему шёл уже семнадцатый год. Он красил по трафарету звёзды на крыльях самолётов. На этой работе он не закрепился и вскоре стал маляром в какой-то коммунальной организации, где его оценили: он умел красить «под мрамор», «под дерево», «под шёлк». Там он проработал несколько лет, но и оттуда его уволили. Потом он служил в армии в Калининграде, откуда привёз жену. Какое-то время он был без работы, пока не устроился в производственные мастерские кукольного театра Образцова. В это время он увлекался изготовлением тростевых кукол и собирался сделать спектакль. Эта затея закончилась ничем.

Следующим его увлечением была фотография, потом любительское кино: он купил камеру АК-8. У нас на даче в Челюскинской он снял фильм со мной в главной роли — «Дачник-неудачник».

Коля Рожнов

Потом увлёкся подводным плаванием и подводной охотой. Потом он снял своим АК-8 фильм о море под музыку Первого фортепианного концерта Чайковского. Продолжая служить в театре Образцова, он ещё дважды женился и разводился.

За его колоритный облик Сергей Владимирович Образцов дал ему кличку «Адольф Менжу»[5].

Увлекаясь, Рожнов забывал о своих основных обязанностях, прогуливал рабочие часы и даже дни. Такова уж была его природа. Начальству это не нравилось, и приходилось расставаться с нерадивым работником. После очередного увольнения мне удалось познакомить Николая с моим приятелем Колей Вечкановым, художественным редактором журнала «Техника — молодёжи».

Там поначалу он пришёлся весьма ко двору. Благодаря своей общей талантливости Коля мог делать многое в области популяризации техники.

Вскоре он стал в этом журнале незаменимым. Он выполнял там самые мудрёные задания. Вечканов был очень доволен, благодарил меня за такое удачное знакомство. Но — «недолго музыка играла». Колины увлечённость и безответственность и на сей раз его подвели. Работу в журнале нужно сдавать вовремя, очередной номер должен выходить точно по графику.

Вечканов стал мне звонить с жалобами на моего протеже: подводит, затягивает, горим!

А Коля, как он мне потом объяснял, получив какое-то сложное задание по конструкции вагонных тележек, просиживал недели на вагонном дворе Рижского вокзала и что-то там выяснял, не торопясь. В конце концов ему пришлось уйти из «Техники — молодёжи».

Пытался я приобщить его и к книжной иллюстрации. В издательстве «Малыш» мне дали какую-то научно-популярную книжицу для маленьких про химию. Я пригласил Колю для совместной работы. Но тут выяснилось, что в свободном рисовании без натуры он не тянет. Здесь, видимо, помимо способностей и таланта важен и длительный опыт. Эту книжку мы кое-как сварганили, свою половину гонорара Коля получил, но дальнейшая работа с таким напарником оказалась невозможной.

Ещё раз я привлёк его к работе в детской энциклопедии в 1990-х годах, куда меня пригласили поработать в группе с Вениамином Лосиным, Евгением Мониным, Николаем Устиновым. В этом деле Коля оказался вполне успешным, но предприятие это было разовым.

Мы продолжали