— Идемте, дети! Идем, Шарлотта! Раз путь по тропинке прегражден из-за глупости Джона, мы пойдем через луг. К тому же идти по траве намного приятнее, дорога такая пыльная.

Мальчики с Шарлоттой последовали за миссис Йейтс и скрылись за густым кустарником.

Сьюзен хватило здравомыслия не указывать миссис Йейтс на то, что луг, о котором шла речь, — засеянное поле, и вряд ли фермер придет в восторг, обнаружив вытоптанные посевы. Она благоразумно промолчала, а поскольку Джулия с Шарлоттой не пригласили ее в свою компанию, Сьюзен, дождавшись, пока мистер Йейтс уберет карету с дороги, неторопливо направилась вниз по тропинке. Джон Йейтс, быстро шагая, вскоре догнал ее.

— О, мисс Прайс! Почему, объясните на милость, кузен Том сказал моей жене, будто самая короткая дорога к перепутью Стэнби лежит через Торнтон-Парва и Номан-Бэнк? Ничего подобного! Мы проделали по меньшей мере четыре лишних мили. А после Джулия настояла, чтобы мы объехали вокруг холма, а не поднимались на его вершину, — она уверяла, будто Том говорил об этом со всей определенностью; мы бы и по сию пору колесили по округе, если бы не встретили пастуха, который указал нам путь.

Сьюзен, слышавшая, как Том с Джулией накануне обсуждали дорогу, хорошо знала, что ее кузен не говорил сестре ничего подобного, однако едва ли стоило подливать масла в огонь, разжигая вражду между родственниками и умножая всеобщую досаду. Она мирно заметила, что брат с сестрой, должно быть, неверно друг друга поняли.

— Но это уже не важно, раз вы теперь здесь.

Вскоре на тропинке к Сьюзен с мистером Йейтсом присоединились Джулия с Шарлоттой и дети, все четверо пасмурные и разобиженные. Один из мальчиков упал и ушиб коленку, а мисс Йейтс пребольно обожглась крапивой в зарослях; вне себя от досады, она жаловалась на нестерпимые мучения, которые доставляют ей волдыри на локтях и лодыжках, и не желала слушать увещеваний невестки.

— Поищите листья щавеля и приложите их к обожженным местам, — добродушно посоветовала Сьюзен, ей стало немного жаль несчастную мисс Йейтс, явно не привыкшую к прогулкам по полям. На Шарлотте были голубые нанковые сапожки, очень элегантные, но совершенно неподходящие для ходьбы по буграм и колдобинам. Вдобавок Сьюзен заподозрила, что сапожки слишком тесны и нещадно сжимают ноги. Щеки мисс Йейтс пылали, ее изысканная шляпа с перьями сбилась набок, а растрепанные локоны развились; казалось, Шарлотта вот-вот заплачет от злости и унижения. Однако любезные слова Сьюзен она оставила без ответа, надменно отвернувшись, будто общество мисс Прайс, подобно прочим напастям, вызывало у нее одну лишь досаду.

— Полно, Шарлотта, перестаньте разыгрывать трагедию из-за нескольких волдырей! — без тени сочувствия воскликнула Джулия. — Маленький Джонни тоже обжегся крапивой, но он не плачет. Правда, мой ангел?

Однако в этот самый момент маленький Джонни оцарапался, пытаясь сорвать дикую розу, и его вопли заглушили голос миссис Йейтс. Поскольку Шарлотта продолжала сетовать, что обожженная кожа горит огнем, Джулия поспешно достала из сумочки флакон с ароматическим уксусом и слегка смочила ожоги у детей и золовки.

Процессия брела по тропинке; дети капризничали, а Шарлотта непрестанно жаловалась, что дорожная пыль пачкает ее прелестные сапожки — через каждые несколько ярдов она останавливалась у обочины и пыталась очистить нанку пучками травы.

Вскоре Сьюзен заметила в отдалении остальных участников пикника; она предпочла бы обогнать своих спутников и уйти вперед, вместо того чтобы плестись черепашьим шагом, но решила, что это было бы невежливо.

Наконец путники присоединились к небольшой группе, дожидавшейся их у ворот, в тени прекрасного боярышника, сплошь усеянного гроздьями цветов, побледневших до золотисто-сливочного оттенка.

Миссис Мэддокс, сестры Стэнли и Йейтсы обменялись приветствиями. Поискав глазами мужчин, Джулия недовольно спросила:

— А где же мисс Харли? — И добавила тоном более оживленным: — Она не смогла приехать?

— Луиза углубилась в рощу вместе с мистером Уодемом, там же и остальные джентльмены; мы остались здесь, в этом восхитительном месте, чтобы дождаться вас, — отозвалась миссис Мэддокс. — Не отправиться ли нам туда теперь?

Между воротами и Истонской рощей — небольшим дубовым леском, где и предполагалось устроить пикник, — лежал довольно широкий зеленый луг, на котором в отдалении паслись немногочисленные овцы и коровы. Почва здесь была усеяна мелкими камнями, в середине пастбища земля шла под уклон, а в низине темнели заросли камыша, должно быть, под густой травой скрывалось болотце или ручей.

Пройдя в ворота, семеро взрослых и двое детей направились через луг к роще; Джон Йейтс, сопровождаемый сыновьями, которых он вовсе не замечал, быстрым шагом ушел вперед и, обогнув болотистое место, скрылся среди деревьев.

Сьюзен, миссис Мэддокс и сестры Стэнли нестройной стайкой брели следом за Йейтсом, стараясь не ступить в воду; девицы Стэнли временами останавливались, чтобы сорвать первоцвет, полюбоваться лютиками или громко выразить восхищение теплым, солнечным днем и лиловыми цветами ятрышника, живописно разбросанными по зеленому лугу.

Тетушка Луизы вовлекла Сьюзен в разговор, весьма любезно заметив, что очень рада видеть ее на пикнике.

— Знаю, мисс Прайс, как нелегко вам отлучаться из дома, покидая леди Бертрам, однако, к моему несказанному удовольствию, счастливый случай позволил нам свести более близкое знакомство.

«Что бы это значило?» — обеспокоенно подумала Сьюзен в первое мгновение, но отвечала с обыкновенной своей сердечностью и вскоре уже вела приятную непринужденную беседу с почтенной дамой.

Позади Шарлотта плаксивым тоном высказывала жалобы Джулии:

— Более чем странное обхождение, где это видано, предоставить дамам одним идти через луг! — Нет, к такому она не привыкла. Комары и мошки вконец ее измучили. Да где же мужчины, во имя всего святого? Ей решительно не нравятся эти ужасные огромные быки, или волы, или как там именуют этих тварей. Здесь повсюду камни, недолго и лодыжку вывихнуть! Какой жаркий день, сущий кошмар! Нет, вовсе не этого она ожидала.

Сьюзен услышала ответ Джулии:

— Моя дорогая Шарлотта, я совершенно разделяю ваши чувства. Это дурно, недостойно, непростительно, в высшей степени неучтиво — оставлять нас одних. Но можно догадаться, кого нам следует за это благодарить. Нет, Мэнсфилд теперь совсем не тот, что прежде; где благородный дух, царивший здесь в те дни, когда я была ребенком? Увы, боюсь, нынче здесь правят бал безразличие, вульгарность и воинствующее бесстыдство. Все это скверно, очень скверно. Ничтожества пользуются вниманием, хотя вовсе его не заслуживают, тогда как достойные пребывают в небрежении. Как жаль, что Мэнсфилд столь ужасающе изменился, утратив былое величие. Возможно, место осталось прежним, те же камень и кирпич, деревья и лужайки, но утонченность и благовоспитанность исчезли без следа. Однако я не теряю надежды на возрождение ушедших идеалов, восстановление попранного достоинства. Я верю, Мэнсфилд станет таким, как раньше, здесь надобны мудрое руководство, безупречный вкус, чувство благопристойности; особа, наделенная подобными достоинствами, сумеет исправить многочисленные изъяны, привив обитателям усадьбы надлежащие понятия и манеры.