с тобой говорить не буду!

Ошеломлённый нововведениями в поведении Славы, не выключая свет, Павел Анатольевич вышел из изолятора. В кабинете он открыл несколько справочников и, сопоставив «изменение отношения к воспоминаниям, изменения восприятия времени, изменение концентрации внимания, примитивные эмоции/ их отсутствие, чувство обновления», получил, что большинство черт подходит под описание характеристик изменённой системы сознания.

Решив повременить с привлечением вышестоящих кадров и провести первые обследования самостоятельно, с утра на следующий день Павел Анатольевич захватил с собой в изолятор слесаря.

– Доброе утро. – обратился врач к лежащему на кровати Славе.

– Снова ты его напугал. Можешь постучаться, перед тем как в следующий раз зайдёшь. – грубо отозвался Слава, вставая с кровати. – А вы кто? Очень рад познакомиться. Надолго ко мне?

– Ты вчера попросил часы…

– Ну да, и что, уже? – подпрыгнув, посмотрев на стену чуть ниже потолка бесстрастно спросил физик.

– Вот, Николай Александрович, покажи ему, где повесить часы.

– Николай Александрович… а ведь ты не ответил, надолго?

– Он только с часами.

– Ну и хорошо.

Слава повёл молчаливого слесаря к стене, на которую только что смотрел.

– Прям на него, да, повыше.

Николай Александрович взобрался на стремянку и под руководством Славы вкрутил в стену шуруп и зацепил за него часы.

– Николай Александрович, точная работа, даже окно закрыл – блестел глазами Слава, провожая слесаря.

Мужчина вышел, и Павел Анатольевич, несколько минут сидевший на стуле, после небольшого затишья предложил:

– Пойдёшь сегодня завтракать в столовую?

– Дак и я о том же. Как теперь за птичками наблюдать? – с серьёзным лицом возмутился Слава, показывая на часы.

– Ты видел птиц?

– Последнюю радость забрал. Делать мне тут больше нечего.

Твёрдо подступив к двери, Слава дернул за ручку, на себя, и незапертая дверь осталась на месте. Отпереть, как и закрыть, замок можно было снаружи, а мужчина, не обращавший внимания на её механизм, не знал или забыл…

«А, может быть, делал вид.»

… в какую сторону она открывается.

– Ты помнишь, что пытался уже от сюда уйти. – насмешливо произнёс Павел Анатольевич, сидя раскинувшись на стуле.

– Который раз уже спрашиваешь, помню я. – нервничал Слава и, дёрнув дверь с силой, отозвавшейся хрустом в плече, отложил занятие.

– И помнишь, что, когда вернулся, обещал пройти обследование.

– Ага. Этот вон меня кинул, а подопытным должен стать я. – Слава ткнул в сторону стоматологического кресла.

– Ты сам согласился.

– Так-с, ну и чего делать? – с взволнованной радостью переключился Слава и прыгнул на кровать.

– Сначала я заполню несколько бланков, а ты ответишь на мои вопросы.

– А ты ответишь на мои вопросы?

– Нет.

– Ладно, мы решили ответить только на твои. – посмотрев в другой конец зала, согласился Слава. – Только недолго, а то скоро утренняя еда.

– Завтрак.

– Вот вечно ты меня поправляешь. Я сказал то же самое, а ты хочешь, чтобы всё было, как у тебя.

Павел Анатольевич, интерпретировав этот порыв, как признак вычитанного вчера диагноза, опираясь на выписанные из той же книги варианты поведения, ещё не замеченные у Славы, спросил:

– Кого я напугал, когда вошёл.

– Его. – Слава кивнул на то же кресло.

– А кто там?

– А ты сам не видишь? Ещё имя-отчество назвать?

– Если ты их знаешь.

– Интерн Интернович. – Слава дико засмеялся.

– Ты говорил, что сбегал не один. С ним?

– Ага. – отдышавшись от смеха, не останавливая скатывающиеся по щекам слёзы, подтвердил Слава.

– Какие у вас отношения? Часто ссоритесь? – Павел Анатольевич придвинулся к изолированному насколько позволял стол.

– Какая тебе разница? Это наше с ним личное дело, какие у нас отношения.

– Я твой врач, а так же друг и должен знать о твоей социализации.

– Вот именно. Друг ты мне на втором месте.

– Не скажешь.

– Нет.

– Зачем ты вернулся в университет? – Павел Анатольевич окончательно убедился в достоверности поставленного диагноза и решил воспользоваться «изменением системы значений и ценностей» Славы.

– Дак к Лерке бегал.

– Зачем?

– Она сама мне записку передала.

– Сама пришла или кто-то из сотрудников госпиталя принёс? – насторожился Павел Анатольевич.

– Интерн принёс вместе с книжкой.

«А он ещё обещал! Я, конечно, там больше не работаю, и Павел Анатольевич думает о фантазии, но лично мне неприятно.»

– У тебя верные друзья.

– Снова о друзьях.

Слава вздохнул и лёг на спину, задеревенев.

– Это я хвалю.

– Не надо, он зазнается.

– Зачем Лера тебя позвала в университет? Для свидания она могла сама приехать, тебе тогда разрешено было.

– Фу, свидание. Я с ней не встречаюсь.

– Я не о том свидании…

– О том которое… тогда не презираю.

– И о чём вы говорили в университете.

– Ни о чём. Она как пришла, закричала и из баллончика на меня чем-то пшикнула.

– Как ты относишься к своей бывшей работе? – перескочил Павел Анатольевич.

– На то она и бывшая чтобы к ней никак не относиться.

– Вернуться не хочешь?

– Мне и тут хорошо.

– Но ты несколько минут назад хотел отсюда уйти.

– Хотел. Мне здесь не нравится.

– Но тебе тут хорошо.

– Ты меня запутал. Мне ту-у-ут хорошо. А именно здесь нет. Интерна, как друга, я ни на кого не поменяю. Но вдвоём скучно. Нам бы третьего. А подселите сюда Николая Александровича! – загорелся Слава.

– Пройдёшь обследование, и переведу тебя в «Небуйную», помнишь старых сожителей?

– Подленький ты человечишка, толстячок.

– Прекрати, Слава. Разыгрался и хватит. – строго пресёк его Павел Анатольевич.

– А ты меня не затыкай. Я свободен говорить, что думаю, и это не оскорбление. Ты толстячок, а люди всегда обижаются на правду. Вот назови меня толстяком, я промолчу.

– Нет. Тебя обзывать я не буду…

– Твоё право. – вставил Слава.

– … Но прошу называть меня по имени-отчеству. Я заведующий госпиталем и по положению выше тебя.

– Вообще-то я на пару сантиметров выше.

– Закончим после, я приду перед началом завтрака.

Терпя бесстрастные препирания, удерживаясь от ответа, Павел Анатольевич выскочил из изолятора.

– Подозрительный он сегодня. Не замечешь? – обратился Слава к стоматологическому креслу.

На нём и правда никто не сидел, и окна, закрывающегося часами тоже было, но как это комната без окна и Слава без Интерна? И мужчина их видел.

«Перестань смотреть через призму зрения здорового человека! Мне, конечно, льстит, что кто-то запомнил меня настолько хорошо, что сам ещё и говорит за меня.»

– Это он пока. Проведёт свои опытики и отстанет, поняв, что ты совершенно обычный. – отвечал удобно растянувшийся на кресле Интерн.

– Я не обычный!

– Да, но и особенный не в его интересах.

– Ну и пусть не в его.

Забыв об Интерне и даже слегка обидевшись на него за то, что тот назвал его «обычным», Слава заперся в душевой