Я воз*азил стихами из песни: «Мы так близки, что слов не надо!» Но пуст* она знает, что вход в мой дом всегда бесплатно отк*ыт для неё. И я п*одиктовал своё точное местожител*ство.

В это мгновен*е между нами возник Толян с татуи*овками и в г*убой фо*ме сп*осил, откуда я вылупился. Я ответил с достоинством: «Феде*ал*ное сек*етное бю*о *асследований! Соп*отивление бесполезно!!»

Тогда он воскликнул в г*убой фо*ме: «Ты что, сука, сдала меня легавым?!» – и схватил Эвелину за её п*ек*асные белоку*ые волосы.

Это был вопиющий момент! И я нанёс Толяну по голове такой сок*ушител*ный комп*юте*ный уда* вместе с сумкой, что из неё высыпалис* на пол ценные буквы, а две из них найти уже было не суждено…

Дал*нейшие безоб*азные действия нанесли г*омадный физический, в том числе духовный, уще*б всем участникам событий и даже не заслуживают попаст* в междуна*одный, ми*овой инте*нет.

7 сентября

До*огая любимая мама!

Из инопланетных источников, заслуживающих дове*ия, я узнал, что могу легко общат*ся с тобой, если, конечно, ты не вы*азиш* от*ицател*ный п*отест.

У меня две новости: одна хо*ошая, финансовая, д*угая – не очен*.

Хо*ошая новост* – о том, что я сумел создат* неп*икосновенный валютный запас. Сейчас им владеет Эвелина, потому что в жизни ей так надо.

Вто*ая новост* – о носках. Помниш*, ты мне купила вязаные ше*стяные носки для дома, чтобы я не п*остывал? К сожалению, мама, они п*охудилис* на пятках, потом их два *аза штопали и зашивали в качестве одолжения мне. Но в течение лета, к несчаст*ю, возникли к*упные ды*ки на пал*цах ног, особенно заметные с левой сто*оны п*авого носка. Наве*но, я буду вынужден об*атит*ся к социал*ному *аботнику Фаине, чтобы она опят* зашила твои носки, хотя указанная Фаина однажды их чут* не выб*осила, но я не дал!

Кстати, о ды*ках. На днях я наконец точно выяснил, чем латают чё*ные ды*ы. Мне сказали, мама, если нужно, в п*еделах досягаемости их латают люд*ми! Об этом нел*зя никому гово*ит*, но от тебя я не ск*ою! (Ты же мне велела ничего от тебя не ск*ыват*.)

Мне ещё надо глубоко всё обдумат*. Но, возможно, мама, *азгадка смысла жизни уже близка.

Мне дали пят* суток, чтобы я *ешился навсегда покинут* нашу планету Земля. Сегодня настал самый последний ден*! Но я очен* жду п*ихода Эвелины. Вче*а, после неп*иглядных событий, я тоже очен* ждал, но она не п*ишла. Что, если она сегодня явится в поисках новой личной жизни, а меня уже на Земле нет?! Так будет несп*аведливо и нечестно.

Поэтому, до*огая, любимая мама, я ещё подожду изо всех сил.

Когда в 2003-м, осенью, арестовали Ходорковского, я это восприняла как событие только для Валеры. Мне-то здесь что? А к тому времени, когда мы с Валерой перед Новым годом поехали в Москву на тот аукцион, всё уже сильно изменилось. Эмоции были другие совсем.

У Валеры однажды брали интервью и задавали ему такие наивные многозначительные вопросы: «Что такое дружба? Думаете ли вы о смерти? Что такое любовь? А у вас была любовь настоящая?» Я слушала запись и на этом вопросе о настоящей любви прямо вся замерла.

И знаете, что он сказал? «Я думаю, она у меня впереди». Вот так вот, оказывается… И я до сих пор борюсь с собой, чтобы ему не отомстить! (Смеётся.)

Ладно, давайте вернёмся к началу. Для нас это была неожиданность. Валера тогда был начальником отдела продаж и аукционов. И вдруг в один прекрасный день он приходит домой и говорит: «Ты знаешь, меня позвали продавать „ЮКОС“».

А Валера – очень тщеславный человек. Самый главный девиз для него, чему он учил свою дочь и зятя, – «Добейся славы!» У него всегда было предчувствие момента, когда он совершит в своей жизни что-то очень важное. Потому что внутренние обещания и обещания «сверху» были крупнее, чем реальность.

Политикой он совершенно не интересовался, ни в какие партии не вступал. Сначала, когда хотел, его не брали. А когда позвали, он уже и сам не пошёл. За стадами не бегал, в стаях не летал – ему как-то лучше самостоятельно. Как он относился к Ходорковскому? С сочувствием относился, но не слишком доверял из-за его комсомольского прошлого.

Когда из Москвы пришло приглашение продать основной актив «ЮКОСа», это, во-первых, сильно удивило и в определённой мере испугало, потому что вокруг уже звучали всякие разговоры… Но само это приглашение было чрезвычайно комплиментарным, выглядело как профессиональное признание.

Валера к тому времени был уже очень известный аукционист. Он, например, продавал имущество Московского часового завода, акции золотых приисков на Севере… А тут появляется шанс по-настоящему прославиться. Причём на весь мир, по всем теле- и радиоканалам. Тогда это было самое главное его ощущение. Плюс, конечно, чувство ответственности. И страх.

А начальником у него в то время был некто Хафкин, дай ему бог здоровья, конечно.

И вот этот Хафкин вдруг стал подливать масла в огонь. Говорит Валере открытым текстом: «Позвонили из Москвы. Необходимо принять решение. Видимо, нужно ехать. Только ты сначала подумай хорошо! Не завидую тебе…» – «А в чём дело?» – «Ты что, сам не понимаешь? Тебя же там пришьют. Это, может быть, твоя последняя поездка. Имей в виду, замочить могут запросто. До аукциона вообще не доедешь, не дойдёшь». И так далее.

Отношения у них были плохие. Не исключаю, что он Валере просто мстил. То ли завидовал, то ли побаивался. Но чувство страха внушить сумел.

Валера приходит домой: так и так, надо ехать, другого такого шанса больше не будет, и струсить нельзя, стыдно! Когда подобные вещи предлагают, не подразумевается отказ. В то же время и страшновато.

Запугивали-то очень сильно. Дня не проходило до отъезда, чтобы тот же Хафкин ему не повторял: «Имей в виду. Я тебе не завидую. Попрощайся с женой», – и всё в таком духе.

Я Валере говорю: «Ну что? Мы с тобой вместе прожили столько лет. Я поеду с тобой. Если убьют, то пусть вместе». Он возражал сначала, но я настояла на своём.

А я такой человек, что могу хоть на Байконур полететь, хоть с парашютом прыгнуть. Потому что такая тяга: и страшно, и дико интересно. Но и деваться-то некуда! Не могла же я сказать: «Ты уж как-нибудь, Валерочка, без меня…»

В общем, решили, что едем вдвоём.

Показали детям, где лежат деньги и документы, на всякий случай.

Собрались и полетели. Настроение было прямо детективное. Потому что не исключали, что домой уже не вернёмся. И, честно говоря, мне это даже польстило (смеётся), что вот здесь проявилась та самая невидимая, внутренняя связь мужа и жены. Что в такую минуту он обращается ко мне и благодарен за то, что я оказываюсь рядом, несмотря ни на что. И было чувство особой близости.

Ну, это мои женские ощущения. Я по такому случаю ещё сапоги себе новые прикупила, зимние. (Смеётся.) И мы поехали.