Подтащил ко мне пожилого человека с палочкой, тот испуганно смотрел на меня, судорожно глотая воздух. Явно очень боялся.

— Его зовут Абдулла. Он говорит, что видел Азима.

— Что за женщина с ним была? Ты ее рассмотрел, Абдулла?

— Нет, она в хиджабе была. Невысокая, худая. Я… я только кольцо у нее на пальце видел. В виде цветка. Она ткань у лица придерживала, и я кольцо заметил.

Вместо воздуха в легкие попадает углекислый газ. Я не дышу, я задыхаюсь. Махнул рукой, чтоб старика увели. Меня почти не держат ноги. Они стали ватными. Я иду, а мне кажется, что стою на месте.

— Что ты сделаешь с ней, когда найдешь?

— Вначале найду и привезу в дом.

— Убийцу? Привезешь в дом ту, кто убила твою дочь!

— Я привезу ее в тюрьму, которая станет для нее могилой. Я сам буду и ее судьей и ее палачом. Никто другой не посмеет тронуть.

— Отдай ее полиции…отдай пусть люди разорвут на части.

Резко посмотрел на Самира.

— Она принадлежит мне, и я сам буду рвать ее на части!

— Отдай полиции, люди могут узнать. Шило в мешке не утаить. Пусть ее посадят. Не марай руки.

— Она принадлежит мне! Судить и наказывать буду я!

— Что? Ты собираешься найти ее и привести в этот дом?

Самида стояла возле ограды и смотрела на меня и на Самира. Во всем черном, как и всегда. Все еще не уехала как я велел. Но у меня сейчас нет сил разбираться с ней.

— Ты вернулась?

— Конечно! Я вернулась! Нашлись люди, кто сказал мне, что здесь произошло, что натворила твоя…сучка! Что это она…! Дьявольское отродье, ведьма, которую ты привел в наш дом и все пошло наперекосяк! Ты должен был запретить ей выходить замуж за твоего сына и отправить прочь! Но нет… ты потакал своим инстинктам, ты возжелал эту тварь и она, она отплатила тебе за твой грех! Убила…мою девочку, а вторую покалечила. И ты хочешь ее привезти?

— Уведи маму Самиду в дом, Самир. Она устала. Проследи, чтоб ей дали лекарства.

Отвернулся от тети и сжал руки в кулаки, сжал до такой степени, что ногти вспороли кожу на ладонях. Я еще сам не знаю, что будет когда найду…Но я найду или это буду уже не я. Все еще трудно поверить, все еще никак не могу. Как будто живу в двух реальностях. Но в одной из них Вика страшный монстр… и все закончилось. Больше не нужно искать доказательства, они все на лицо. Больше не нужно прятать голову в песок, потому что даже под песком меня ждет адская бездна, воняющая трупами.

Ненавидел ли я ее? Ненависть — это слишком просто, слишком мелко. Я чувствовал нечто иное, черное, страшное, заволакивающее, нечто не поддающееся описанию. Она настоящая дочь своего отца, она подвергла меня еще боле адским пыткам, чем он. Почему я воспылал страстью именно к ней…почему именно ее привел в свой дом и дал приблизиться к самому дорогому, что у меня было — к моим дочерям. Но где-то там, где-то в кровоточащем, развороченном куске сердца все еще расцветала и жгла эта страсть, все еще была жива и испепеляла своим смертельным ядом. Когда найду…убью и эти остатки, изничтожу вместе с ней.

Глава 28

Я услыхала. Эти страшные слова-приговор. Я их услыхала, потому что пошла следом за Ахмадом. Хотела обрадоваться, увидеть, что она жива, что с ней все в порядке, взять ее маленькую ручку в свои и сжать. Почитать ей сказки, погладить по голове, утешить. Не дать ей грустить и тосковать по Асие. Я много раз представляла, как она очнется, как расскажет всем, кто это сделал на самом деле и даже если Ахмад хоть на секунду сомневается во мне, то перестанет. Виновные будут наказаны. Ведь малышка должна знать кто на них напал. Этот человек увел их к реке, этот человек убивал на ее глазах ее сестру, и она не может не знать кто это. И самое страшное это было услыхать свое имя. Нет, она не назвала меня Викой. Она назвала меня проклятой, она назвала меня кличкой, которую дал мне ее отец, когда привел в этот дом в качестве своей подстилки.

И, мне кажется, я не слышала ничего страшнее в своей жизни чем эти жуткие обвинения. Как будто мне выстрелили в лицо, как будто меня всю разворотило этой ужасной ложью и разорвало на части. Хотела сделать шаг вперед, но меня схватили за руку и закрыли рот ладонью. Я вскинула голову и увидела лицо Азима. Он отрицательно машет головой и уводит меня, тащит назад в какую-то кладовую с предметами для уборки в доме, запирает ее изнутри и только тогда убирает свою руку от моего рта.

— Не кричи. Я хочу спасти тебя.

И я подчинилась, не знаю почему. Я безвольно подчинилась этому человеку, в тот момент я, наверное, могла подчиниться кому угодно. Я была убита. Все мое тело меня не слушалось и казалось мне онемевшим. Предательски сильно кружилась и болела голова, так сильно, что казалось она сейчас расколется на части.

— Я не Рамиль. Я не безропотное, вечно скулящее существо. И я здесь, чтобы спасти тебя. От него. Ты не представляешь, что тебя ждет и в чем тебя обвинят! Только что эта девочка. Его дочь. Вынесла тебе приговор. Смертный приговор, после которого никто и гроша не даст за твою жизнь. Я уже не говорю о смерти.

Смотреть в его лицо до боли знакомое и в то же время чужое. И ужасаться. Да, он не Рамиль. Он далек от Рамиля как небо и земля. Эти глаза не блестят от страха и раболепия, они сверкают решимостью. Они горят и блестят, и нет в них ни тени сомнения, он уверен в том что говорит и эта уверенность вселяет мне панический ужас…потому что внутри в глубине души я знаю, что он прав. Ахмад жуткий человек и он не пожалеет меня никогда. Его месть мне будет ужасна.

— Зачем это тебе?

— Хочу отомстить. За годы нищеты и скитаний. Он превратил мою жизнь в ад, выбрав только одного младенца, второго обрек на голодную смерть вместе с его теткой. Хочу спасти его очередную жертву. И я лучше, чем кто-либо знаю, что с тобой сделают. У нас действуют старинные обычаи…к тебе привяжут тело его мертвой дочери и бросят