Или все-таки купить килограмма три соли и насыпать вокруг отделения хотя бы базовый контур?… На сколько октав повысила меня магия Чаши?…

Васька шел впереди меня. Мы преодолели пару этажей вниз и спустились в оцинкованные, обшитые стальными листами помещения, о существовании которых я раньше могла только догадываться.

Мариванна (она была впрямь Мария Ивановна) встретила меня всеми своими ста тридцатью килограммами позитива. При огромном весе двигалась она легко, тонкие пальцы рук работали виртуозно, нервы походили на стальные канаты, зоркие серые очи не упускали ни единой подробности окружающего мира.

Мариванна была для меня человеком-загадкой. Я привыкла у каждого полного субъекта сразу искать «точки слабины» – повреждения ауры, дурную наследственную карму, дефекты физиологии, страхи, неврозы, но мадам судмедэксперт была счастливым исключением. У нее не было дефектов психики, дефектов нервной системы, несчастного прошлого или комплексов. Она просто любила поесть, отменно готовила, и ей в голову не приходило, что вес может как-то скверно влиять на ее здоровье, личную или профессиональную жизнь, а потому – он и не влиял. А если ее, подвернувшую ногу, несет не один, а трое коллег – так и что, «в мужском коллективе работаю, пусть тренируются».

Напрямую почти не пересекаясь, она дружила с Васькой, насколько это было возможно. Их отношения завязались давно, на какой-то корпоративной полицейской вечеринке, когда Мариванна с ее прокуренным баском была Снегурочкой, а голубоглазому стажеру Ваське выпала роль Деда Мороза. Но затем их взаимную симпатию укрепила еще и я.

Лет шесть назад у Мариванны на даче ушли в лес по грибы ее старенькая мама и восьмилетняя дочка. Ушли – и пропали. Муж и старший сын прочесали лес, полиция встала на уши, пригнали курсантов из ближайшей военной части, попросили помочь конников из местного конного клуба… не нашли, зато на шатурском болоте потеряли цепочку солдатиков, обычное дело.

Наутро Васька на работе узнал, что случилось, и позвонил мне. Я на тот момент поисковой экстрасенсорикой не занималась, но приехала, познакомилась, получила карту местности… и четко увидела, что обе живы, но у бабули прихватило сердце, а один на двоих мобильник разрядился – девочка играла в игры, пока бабуля обирала богатые опятами пеньки. Я сама тогда тряслась как осиновый лист – чувствовала огромную ответственность. Ну как это – Видеть, что люди живы, чувствовать пульс, знать их состояние, и что?… Даже карта не помогла, я еще не умела привязывать Видение к обозначениям на схемах.

Я старательно описывала поисковикам, что неподалеку какое-то замшелое болотце, большое дерево с двумя вершинами, одна вершина сухая; шума цивилизации ниоткуда не слышно, бабушка не может идти, скверное самочувствие ударило по ногам; девочка ее успокаивает и мужественно остается рядом, отчего бабушке делается еще страшнее…

Девчонка, кстати, была в маму – сумела сохранить относительное спокойствие, сообразила, что если еще она уйдет от бабушки, то потеряются обе точно. Собрала веток, хвойных лапок, сделала бабуле нечто вроде ложа. Спичек у них не было, зажигалки тоже.

Ночью грелись друг от друга, а бабушка, как могла, для бодрости духа пересказывала истории а-ля Джек Лондон, страдая от боли за грудиной и ощущая, как все выше немеют лишившиеся силы ноги.

Дерево с двумя вершинами по моему описанию вспомнил сын Мариванны… и, естественно, оно было совсем в другой стороне, чем шел основной поиск.

Солдаты срочной службы вышли из диких лесов сами-к соседней железнодорожной ветке, прямо к винному магазину.

Маму Мариванны успели доставить в больницу и спасли, она с нами до сих пор, хотя и ходит с палочкой – до храма и обратно.

С того происшествия Мариванна любила и обожала меня. И Ваську. Мы приглашались на все дни рождения ее дочки и ее мамы. Вот это были пиры! Миллионы вкуснейших калорий под всеми видами соусов…

Мариванна привычно втянула меня в бездонную впадину между грудями, обдала плотным духом «Мадам Роша», выпустила.

– Я вот знала, Ники, что рано или поздно ты придешь в полицию… хотя предпочла бы повод не такой… многочисленный. Ну, заходите в мои владения.

Я кивнула.

В зале с невысоким потолком я ожидала увидеть, как в кино, тринадцать каталок, с аккуратно разложенными комплектами тел и костей… но там ничего такого не было – было пусто, чисто и не слишком хорошо освещено. Круглые бестеневые лампы, вроде тех, которые были у Белки в операционных, оказались выключенными.

И то верно – к чему мне излишние анатомические подробности? Хотя, вероятно, если я прикоснусь к телу, то смогу выудить дополнительную информацию… но пока Мариванна не торопилась переходить к таким прикладным методикам. Не торопилась и я – у меня нервы имелись, несмотря на Обряд силы с Чашей. Попробуем обойтись логикой.

Мариванна провела нас с Васькой в аккуратный закуток, отделенный стеклянными и алюминиевыми перегородками.

– Фотки тебе показывать?

– Мариванна, сначала в общих чертах. Потом… фотки.

– Ладно. Берем первый случай. По хронологии. – Мариванна выудила распечатки из верхнего ящика стола, побарабанила пальцами по столешнице, сосредоточилась. – Девушка, около двадцати лет. Тело в плачевном состоянии. То есть в соответствующем выдержке в толстой полиэтиленовой пленке для теплиц того времени выпуска. О причине смерти судить трудно, равно как и о порядке травм. Самая заметная примета этой смерти – зарубки ножом на костях черепа внутри глазниц. Убийца бил так, что отскакивали осколки. Я очень надеюсь, что от первого такого удара при достаточной длине клинка малышка сразу скончалась. Я бы сказала, только на этом первом теле есть признаки аффекта – вот на этих ударах в глаза. Хотя, судя по более поздним телам, к глазам у него осталось особое отношение. Их он… особенно не любил.

Я сидела, чуть прищурившись. Сомнения постепенно уходили. Когда ты уже надел доспехи и сел на боевого коня – поздно размышлять, не свалить ли отсюда.

– Второй. Молодой мужчина, около тридцати. Я бы сказала, что этот сперва был обездвижен и обескровлен – зарубки наиболее четкие и впечатляющие на костях таза и на берцовых костях. Я думаю, что при таких прижизненных ранениях парень не мог сопротивляться, даже не мог ползти, у него были перерублены связки, и к тому же есть высокая вероятность, что он был прибит к чему-то за кисти рук. Точнее сказать сложно – кисти ему потом почти перемололи в осколки. Первоначальные прижизненные ранения в область таза неизбежно привели к колоссальной потере крови. Я думаю, что тут наш субъект интересовался чужими гениталиями.

Мариванна посмотрела на меня.

– Нормально? Могу продолжать?

– Да, спасибо…

– Ксень, держись. Третий. Женщина моего возраста, практически моего веса. Изувечена, при жизни буквально расчленена. Умирала долго и крайне мучительно…

Я слушала. Год совершения преступления, особая примета, установлена ли личность убитого, есть ли личные вещи – вещей не было… шли годы. Менялся материал упаковки тела, но оставались тщательность и даже некоторое занудство, с которым убийца совершал действо именно так и никак иначе. Во время пыток и убийства жертва теряла много крови. Я старалась удержать свои эмоции свернутыми, не давая им затмить рассудок. Некромант действовал рассудочно. Он шел к цели. Я тоже должна идти к цели.