День 22 апреля начался без происшествий. Даже Гасников, все свободное время слушающий приемник, заявил, что наш взрыв больше нигде не упоминается. В 11.45 выставленные мною наблюдатели доложили о прибытии к высоте двух автомашин из нашей части: «УАЗа-469», на котором ранее приезжал капитан Шерстнев, и вездехода «ГАЗ-66», доставившего нашу поисковую команду. На этот раз в «УАЗе», кроме Шерстнева, находились два человека в незнакомых мне защитных костюмах и женщина в форме майора медицинской службы. Еще два человека в такой же защите прибыли на вездеходе, при этом один из них сидел за рулем. Мужчины в защитных комплектах занялись разгрузкой вездехода, а капитан Шерстнев вместе с женщиной направились к нам.

Прибывших с ним людей Шерстнев представил как экспертов Минобороны и распорядился пропустить их к воронке. Пока мужчины обследовали воронку и находящуюся там фигуру с помощью своей аппаратуры, женщина, представившаяся майором Крайновой, подробно расспросила меня и каждого караульного об обстоятельствах обнаружения находки, а также предшествовавших и последовавших за этим событиях. Закончив опрос, она переговорила с сопровождающими ее мужчинами, после чего те перегрузили тело из воронки на специальные закрытые носилки и отнесли в кузов вездехода. Один из них остался в машине вместе с носилками, трое других быстро собрали всю аппаратуру, загрузили в кузов и сразу уехали. Крайнова же попросила меня проводить ее к воронке, где я по ее просьбе еще раз повторил весь свой рассказ. Осмотрев воронку, где уже не было смолянистой жидкости – очевидно, мужчины собрали ее и увезли вместе с телом, – и задав мне несколько дополнительных вопросов, женщина уехала вместе с Шерстневым, который перед отъездом изъял приемник Гасникова, а также имеющиеся у солдат сотовые телефоны, включая и мой.

Еще через два часа за нами прибыла машина – уже знакомый нам «ГАЗ-66», которым вместо водителя из автопарка управлял сам капитан Шерстнев. Он отвез меня вместе со взводом в полковую санчасть, где военврач Крайнова сразу поместила всех нас, включая самого капитана Шерстнева, в карантинный блок. Шерстнев пояснил недовольным солдатам, что это сделано для того, чтобы исключить распространение нежелательных слухов о нашей находке. Сам он старался держаться бодро, но по нему было заметно, что его угнетает подобное отношение.

Вскоре в санчасть прибыл командир полка, который снял меня с наряда и объявил устную благодарность за отличное несение службы. После командира полка в карантинный блок явилась военврач Крайнова. Она раздала всем листы бумаги и попросила каждого из нас записать свои наблюдения с момента взрыва 20 апреля. Через два часа по распоряжению Крайновой капитан Шерстнев собрал записи и отнес ей. Тем же вечером Крайнова вызвала на беседу меня. Беседа проходила в ближайшем к карантинному блоку процедурном кабинете, очевидно, чтобы исключить возможность встречи с другими направленными в санчасть военнослужащими. В ходе беседы Крайнова объявила мне, что сделанная нами находка имеет огромное научное значение. Тем не менее, пока будет идти изучение найденного «организма» (так она выразилась), необходимо сохранять все исследования в тайне. Она также сообщила, что по распоряжению руководства Минобороны обнаруженный на высоте 614 «организм» будет помещен на одном из ранее законсервированных военных объектов, где уже началось строительство исследовательской лаборатории. В заключение беседы Крайнова предложила мне возглавить подразделение охраны этого объекта, сообщив, что в случае согласия мне будет немедленно присвоено звание старшего лейтенанта, а денежное содержание увеличено втрое. Я согласился без колебаний, но не из-за выгоды прозвучавшего предложения, а потому что более всего хотел узнать, что представляет собой найденное нами загадочное тело.

4

Дойдя до раздела, который автор дневника озаглавил цифрой «4», Дмитрий остановился и закрыл тетрадь. Прежде надо было осмыслить прочитанное. Его первым впечатлением было: глупая, бессмысленная мистификация. Хотя, почему бессмысленная? Посеять растерянность и сомнения среди испытуемых, еще недоверие к приказам командиров – не этим ли целям объективно отвечал запрятанный под половицу дневник? Правда, вместе с другими загадками, которых тоже накопилось немало, дневник уже не казался просто досужим вымыслом. Если бы не все эти странности, не близкое к панике волнение Ольги, не таинственное исчезновение Чиркова и Маслова, он бы попросту выбросил найденную тетрадь после первой же прочитанной страницы или сохранил, но лишь для того, чтобы позже посмеяться над ее содержанием на досуге. Сейчас смеяться не хотелось. Но и принять на веру то, что почти шесть месяцев назад где-то в Пермском крае дежурный взвод ракетчиков наткнулся на тело инопланетянина, выпавшего из разбившегося космического корабля пришельцев, было выше его сил. Разум попросту отказывался этому верить.

Отложив тетрадь, Дмитрий прислушался к тишине за входной дверью вагончика. Ему еще не приходилось ночевать в горной долине, окруженной поросшими лесом скалами, зато он провел немало ночей в лесах и знал по опыту, что ночью в лесу редко бывает тихо. Наоборот, ночью лес наполняется звуками: шелестят на ветру листья и ветви деревьев, скрипят сухие стволы, перекликаются между собой ночные птицы, а в лесной подстилке шуршат ежи, полевые мыши и другие мелкие зверьки, а также охотящиеся на них хищники. Но сейчас ни одного из этих звуков не было слышно, словно все обитатели долины и окрестных скал дружно подались в другие края… или так же дружно вымерли. Зато никто не ломился в запертые двери, не скребся на крыше и не пытался высадить оконное стекло. Следовательно, нет никаких причин поднимать тревогу. Хотя самого Дмитрия тревога не покидала уже давно.

Он встал с табурета и, приоткрыв дверь прихожей, заглянул в жилой отсек. Внешне там все было спокойно, правда, спокойствие можно было назвать лишь относительным. Кто-то из его разведчиков тревожно ворочался в темноте, кто-то прерывисто дышал, одолеваемый тяжелыми мыслями. Дальше за закрытой дверью располагался второй жилой отсек, где спала Ольга. Правда, Дмитрий не был уверен, что она сейчас спит.

Его мысли вновь вернулись к отложенному дневнику. Как бы он ни относился к написанному, содержание дневника не было пустым вымыслом. Автор определенно знал, о чем пишет. Так, структура воинской части и суточного наряда была описана им абсолютно точно. Причем если о существовании должности оперуполномоченного военной контрразведки знают многие, то об оперативном дежурном, осуществляющем общий контроль за подразделениями, несущими боевое дежурство, – лишь единицы. Чтобы знать все это, автор дневника действительно должен был служить в ракетном полку, ходить в наряды и… выезжать на место, где было обнаружено тело пришельца. А фамилии? Фамилии реальных людей, в частности майора медицинской службы Крайновой, разве не доказывают они, что все описанное в дневнике имело место в реальности?

Так и не придя ни к какому однозначному выводу, Дмитрий снова открыл найденную под полом тетрадь.

* * *

Этой ночью Глухарь обнаружил, что может спать с открытыми глазами. Это оказалось очень удобно: спать и видеть, что происходит вокруг. Темнота нисколько не мешала. Да ее и не было. Когда он среди ночи открыл глаза, то увидел, что весь вагончик от пола до потолка заполнен прозрачным зеленоватым туманом, светящимся изнутри. Появление светящегося зеленого тумана ничуть не удивило Глухаря – во сне даже самые невероятные вещи воспринимаются совершенно обыденно. Зато в залившем все вокруг холодном зеленоватом сиянии он смог рассмотреть, как ворочается на своей койке Жила, как Гиря, сжавшись в комок, пытается принять позу эмбриона, как шлепает во сне губами Фагот, будто вытащенная из воды на берег рыба. Он разглядел даже Злого. Коек на всех не хватило, Злому по жребию выпало спать на полу, и со своего места Глухарь его видеть не мог. Но все равно видел, даже лучше, чем остальных. Злой лежал на спине, уставившись открытыми глазами в потолок, и не спал.