Джек тоже об этом не думал, он знал, что умрет в бою, но вот так вот валяться в вонючей грязи перед лицом врага, держащего чертову огромную винтовку, приставленную к твоей глотке… Почему он не сражался, черт возьми? Он вообще не делал ничего, кроме как тряс головой, пытаясь хоть что-то понять, пока в его ушах шумело, а голова была тяжелой, но пустой. Он не делал ничего, кроме как полз вперед, оглядывался и, наконец, взялся за нож. И только потом Оберон отдал свой приказ. Он был правильным. Немцы бы убили еще больше.

Скоро он снова взял Роджера, а Сай пристроился с другой стороны, но назад пришел и Оберон, его лицо было освещено слабым лунным светом, и сверху на него падал снег:

– Теперь я его возьму.

Он взял его у Джека.

– Никогда не думал, что такое случится. Ни разу в жизни.

– Ты читаешь мои мысли, Об, – и он побрел рядом со своим офицером.

– Это точно, Джако, – они тихо рассмеялись. Их путь все не заканчивался. Пленные открывали рты и ловили им снег с дождем – теперь с неба падал именно он, – чтобы увлажнить горло. Наконец в полночь их остановили и собрали на пшеничном поле, молодую поросль и почву которого изрешетили случайные снаряды. Вдалеке виднелись тени, наверное, деревья. Они заметили колючую проволоку, натянутую выше человеческого роста на самодельные столбы, чтобы ограничить движение колонны.

– Воды? Для раненых? – попросил сержант-майор Доусон.

Конвоир покачал головой.

– Nein.

Пленные уселись на голую землю. Рядом с Джеком сидел совсем молодой парень, опустив голову между колен. Его снайперская нашивка светилась в лунном свете. Джек быстро нагнулся и сорвал ее. Парень вздрогнул и проснулся, подняв лицо, залитое слезами.

– Эй! – крикнул он.

Джек зашипел:

– Если они увидят это, то, скорее всего, застрелят тебя. Передай дальше. Пулеметчикам, снайперам, бомбардирам – сорвать нашивки!

Парню было не больше восемнадцати, а может, и того не было. Джек взял его за плечо:

– Охотой промышлял дома, да, парень? Два кролика одним выстрелом из дробовика? Я сам хорошо стрелял. Оставайся с нами. Лучше быть в группе, всегда. Где твоя группа?

Парень снова придвинулся к Джеку и устроился рядом с ним.

– Сделано. Чарли меня зовут. Я егерь – ну, то есть собирался им быть. Группа B, Северный Тайн.

Некоторые мужчины уложили своих раненых товарищей на походные коврики. Оберон попросил воды. Им принесли две лохани с водой из корыта для скота. Других вариантов не было – только вода, скопившаяся в воронках от снарядов, и бог знает, что там было еще, или кто, или сколько. Джек осмотрелся: на поле, должно быть, было не меньше восьмидесяти человек. Оберон сидел рядом вместе с Саймоном. Роджер валялся у их ног. Джек сказал:

– Нужен был начальник, чтобы нам воды дали.

Оберон рассмеялся:

– Просто открой рот, Джек, и налей туда что-нибудь, вместо того, чтобы извергать стоны насчет начальства, просто для разнообразия.

Саймон рассмеялся:

– Это будет тяжелый день.

Роджер застонал. Оберон вздохнул:

– Где ты ранен?

Роджер пробормотал:

– Это ноги. У меня мозоли.

Никто ничего не ответил на это. Но когда их снова подняли на рассвете, Оберон приказал ему или идти, или лежать.

– Решать тебе, рядовой.

Они зашагали, или захромали, по прямым дорогам, по обеим сторонам которых росли тополя и тянулись пастбища. Когда они устроились на привал в полдень, с ними пересеклась другая группа пленных. Кто-то крикнул:

– Будь я проклят, если это не разнесчастная пехота.

– Это Тайгер и еще люди из Северного Тайна. Идите сюда, парни, я проверю, прилично ли вы себя вели, – ответил Джек. Тайгер был весь в лохмотьях и кровавых подтеках – было видно, что он сражался на славу. Только четверо из тридцати человек отряда Ли Энд были в плену, во всяком случае, в этой группе. Некоторые, должно быть, выжили и вернулись на передовую. Господи, как Джек на это надеялся.

После двух дней бесконечных понуканий от уланов, которые держали строй, тычков их пик и лошадей их загнали в четырехугольник, огороженный колючей проволокой, на поле, настолько далеком от передовой, что оно было даже не тронуто снарядами, а звуки войны доносились тише. Тихо не было, но было тише.

Как и в предыдущие две ночи, по приказу Оберона были организованы группы, которые вырыли здесь отхожие места. Кто хочет, чтобы к этакой ситуации прибавился еще и тиф? Пока они рыли, под руководством сержантов, которыми, в свою очередь, руководил сержант-майор Доусон, на них глазели проходящие мимо немецкие солдаты, идущие на фронт. Бедные дураки. Джек был не в состоянии взглянуть им в глаза, так глубок был его стыд. Пока он следил за работавшими мужчинами, Джек достал жестянку с самокрутками, которую ему удалось в последний момент сунуть в дырку на поясе перед досмотром. Он курил, пока его люди копали.

– Я думал, я погибну в бою.

Доусон мрачно рассмеялся.

– Никогда не думал, что окажусь здесь, вот так. Хорошо, что у меня нет зеркала, потому что я не смог бы смотреть себе в лицо, просто не смог бы, зато моя миссис будет счастлива.

Джек старался не думать о доме, о маме, папе, Эви, Тимми, Милли, но особенно о Грейс. Они же ничего не будут знать, или, вероятно, им сообщат, что они пропали без вести и предположительно убиты во время атаки.

Он втянул дым глубоко в легкие и взглянул на небо, когда выдыхал; звезды светили ярко, облаков почти не было. Где сейчас Грейс? Он услышал, как Саймон запел. «Nein, nein», – послышался приказ. Пение прекратилось. Рядом с краем поля он увидел офицеров, которые собирались в группу. Некоторые изучали колючую проволоку, пытаясь найти разрывы, но выхода на было, Джек и Оберон уже проверили.

– Свободны, – скомандовал Доусон.

Выгребные ямы были готовы, и мужчины попадали на спины, их плечи ломило от усталости. Джек снова прошелся вдоль ограждений. Патрульный немецкий солдат заметил его и пошел в его направлении. Он пригрозил ему винтовкой. Джек отступил. Солдат подозвал его ближе. Потом все повторилось – назад, вперед. Он рассмеялся. Джек – нет. Его снова подозвали. Джек не сдвинулся с места. Солдат поднял винтовку и потряс ею. Джек не сдвинулся с места. Оберон появился ниоткуда, встал перед Джеком и сказал по-немецки:

– Я его старший офицер. Вы сейчас уйдете, продемонстрировав сержанту уважение, которого заслуживает его звание.

Некоторое время трое мужчин стояли неподвижно, потом немецкий солдат пошел прочь.

Оберон похлопал Джека по плечу:

– Немцы уважают звание, в отличие от тебя, мой друг. Не стоит благодарности.

Джек улыбнулся: