Властелин Владимиро-Суздальской земли прекрасно понимал, какой опасный и страшный враг подошел к границам Рязани, — другое дело, что в это время года монголов не ждали! Князь Георгий отдавал себе отчет в том, что остановить нашествие можно только объединенными силами всей Северо-Восточной Руси и, что особенно важно отметить, он явно не желал допускать монголов на территорию своего княжества — а вот фраза «сам хотел особь брань створити» как раз это и подразумевает. А теперь давайте посмотрим — какой правитель того времени, да и не только того, будучи в здравом уме, захочет допустить на свою землю орду диких кочевников, которые выжгут и разграбят все его владения? Если есть шанс, объединившись с соседями, чьи земли лежат на пути врага, дать отпор этим самым степнякам и не допустить их вовсе на свою территорию? Конечно, если допустить, что Георгий Всеволодович был ненормальным, то фраза, которую ему приписывает новгородский летописец, могла быть произнесена, но все дело в том, что князь Георгий был одним из самых лучших политиков своего времени, устроителем земли и потому мог видеть всю пагубность подобного образа действий. Поэтому в дальнейшем я буду исходить из того, что владимирский князь был человеком нормальным, отдававшим отчет в своих поступках, а не брызжущим спесью идиотом, каким его пытаются представить новгородцы и их последователи.

* * *

Действительно, зимой 1237 г. монголов явно не ждали, поскольку знали, что степняки в это время года в походы не ходят, о чем опять-таки свидетельствовал опыт длительного противостояния между Русью и Степью. Во Владимиро-Суздальской земле царят спокойствие и тишина, растут города и украшаются храмы. «В год 6745 (1237). При благоверном великом князе Георгии благоверный епископ Митрофан поставил над трапезной в святом соборном храме Богородицы киот и украсил его золотом и серебром. В тот же год был расписан придел церкви святой Богородицы» (Лаврентьевская летопись). Идиллия закончилась, когда в столицу князя Георгия город Владимир-Суздальский прискакал коломенский князь Роман и сообщил о вторжении монголов, а также попросил помощи против степняков. Срочно был созван совет, на котором присутствовали княжеские сыновья, ближние бояре и главные воеводы. Вопрос на повестке стоял один — что делать, как отразить вражеское нашествие, готовое вот-вот обрушиться на земли Северо-Восточной Руси? Главная проблема заключалась в том, что в данный момент под рукой князя Георгия не было сколько-нибудь значительных воинских контингентов, стояла зима, и дружинники разъехались по своим усадьбам да деревням. Кто-то бока грел на печи, кто-то с луком и рогатиной бродил по окрестным лесам, а кто-то пил меды да девок тискал — поди собери их всех, да еще быстро! На все было нужно время, а вот его-то как раз катастрофически не хватало.

А потому приняли план, который на первый взгляд казался довольно неплохим: князь Георгий начинает спешно собирать войска в регионах, которые находятся в непосредственной близости от столицы и граничат с Рязанским княжеством. На борьбу с врагом поднимают все Ополье — княжеская и суздальская дружины, владимирский полк, а также если успеет, то и дружина из Юрьева-Польского должны собраться в стольном Владимире. Одновременно необходимо собирать ополчение, поскольку одних дружин будет явно недостаточно, спешно его вооружить, а когда эта рать будет собрана, то и послать ее на помощь Рязани. Поведет это войско старший сын князя Георгия — Всеволод, а поскольку нет у него большого опыта в делах ратных, хоть и ходил он в 1233 г. на мордву, то с ним пойдет воевода Еремей Глебович. Князь же Роман, не мешкая, отъедет к себе в Коломну, где будет собирать рать, готовить припасы и укреплять город. Если же в итоге великокняжеские войска соединятся с рязанскими, пронскими и муромскими полками, то сила получится грозная, способная остановить Батыя.

Младший сын Георгия Всеволодовича Владимир и воевода Филипп Нянька, взяв обоз с оружием и продовольствием, спешно выступят на Москву, где будут собирать и готовить к бою местное ополчение, которое присоединится к войскам Всеволода и Еремея Глебовича. Также князь с воеводой станут готовить к возможной осаде сам город, поскольку одному Богу известно, как все дальше повернется — причем этот факт был отмечен даже Новгородской III летописью: «А на Москве в то время воевода бысть». Во Владимире-Суздальском останется средний сын князя Георгия — Мстислав, а с ним воевода Петр Ослядюкович, будут они на всякий случай крепить столицу, заготавливать оружие и снаряжение, а также свозить припасы в княжеские закрома. А сам Великий князь выступит в Ростов, где и будет собирать рать с северных городов — племянники Константиновичи да брат Иван Стародубский приведут дружины, а воеводы пусть собирают ополченцев под суздальские знамена. О том, чтобы ехать на реку Сить, речь пока даже не шла, поскольку Ростов подходил идеально для сбора войск из северных районов княжества — до Углича и Ярославля рукой подать, до Костромы тоже недалеко, а в самом городе собирает своих гридней князь Василько. А как только полки будут готовы, то князь Георгий поведет их в рязанские земли, на подмогу старшему сыну и остальным князьям, которые будут сдерживать натиск орды. Но у этого плана было два существенных недостатка — во-первых, приходилось вводить в бой суздальскую рать по частям, а во-вторых, многое здесь зависело уже не от Георгия Всеволодовича, а от Юрия Ингваревича и от того, на сколько ему удастся отсрочить вторжение. С другой стороны, если ждать сбора войск со всей владимирской земли, то времени уйдет уйма, и не факт, что к этому времени рязанские полки не потерпят поражение. В итоге на том и порешили — князь Роман после совещания отбыл в Коломну, через пару дней князь Владимир и воевода Филипп выступили на Москву, а сам Великий князь задержался пока в столице, чтобы отдать последние распоряжения и подготовиться к походу. Гонцы сновали по всему суздальскому ополью, поднимали народ, и первые отряды уже начали сходиться во Владимир. Судя по всему, накануне отъезда и явились к Великому князю монгольские послы, о которых предупреждал князь Роман.

* * *

Ну а что мог Великий князь сказать послам Батыя? Судя по всему, Георгий Всеволодович прекрасно понял, что цель монгольского посольства — это вбить клин в отношения между Рязанью и Суздальской Русью, оставить порубежных князей без помощи могущественного соседа. На это прямо и недвусмысленно указывает Лаврентьевская летопись: «Ведь сначала злые эти кровопийцы прислали к нему послов своих, призывая: «Мирись с нами». Он же не хотел этого, как говорит пророк: Славная война лучше постыдного мира». Ведь эти безбожники, лживый мир предлагая, великое зло землям творят, и нам они сотворили много зла». Указание летописца на «лживый мир» прямо свидетельствует о том, что во Владимире-Суздальском знали, что монголы и не собирались отказываться от войны, а посольство было отправлено с целью внести разлад в отношения между князьями — точно так же, как и в Рязани, где прекрасно поняли цель «послов безделных». А из слов князя Георгия о войне прямо вытекали его действия — в это время во Владимирском княжестве активно собирались войска для помощи рязанцам. Ну а что касается самих послов, то князь их одарил, да и отпустил — все равно пока доедут до ханской ставки, времени, которое сейчас работает на монголов, пройдет достаточно много. Татищев отмечал, что князь Георгий покинул свою столицу 2 февраля, на мой взгляд, это известие неверно, поскольку уже на следующий день Владимир-Суздальский был окружен монгольской ордой. Самый реальный срок — это 1 или 2 января, когда еще не было известно о битве под Коломной и гибели Рязани. Если бы Георгий Всеволодович уехал в начале февраля, то он бы просто физически не смог бы собрать на Сити большое войско, поскольку времени у него на это уже не оставалось — в любом другом же случае это было вполне возможно.