Остро захотелось закурить, выпить, а ещё — сунуть кому-нибудь в морду!

За дощатой стеной включили радио, заигравшее что-то бравурное, а потом наш невидимый сосед, с отчётливыми, хорошо слышимыми щелчками, переключил его на нужный канал, и диктор начал рассказывать о перспективах урожая, плавках металла и процентах, по которым мы перегоняем Запад.

— Да уж… — только и сказал погрустневший отец, отпуская маму. Они обменялись «теми самыми» взглядами, от которых у меня заалели уши. Чёрт… вроде и взрослый, поживший мужчина…

Выскочив в ванную, оказавшуюся, каким-то попущением, свободной, я открыл воду, и, опёршись на раковину, некоторое время бездумно следил за тем, как она стекает по грязному фаянсу. Умывшись наконец холодной водой, успокоился малость, и желание разбить свои кулаки о чью-то морду несколько стихло.

Утёршись полой рубашки, огляделся наконец по сторонам, и настроение моё упало до величин отрицательных. Огромная ванная комната запущена так давно и безнадёжно, что не нужно быть социологом, чтобы понять — здесь, в коммунальной квартире на проезде Сапунова, соседи переругались давным-давно, и ведут войну всех против всех, с редкими перемириями, альянсами, привлечениями союзников из соседних квартир и домоуправления.

Осыпавшаяся со стен плитка, и неровный пол, собранный из разносортных осколков кафеля, ерунда, по большому счёту. В стране вечного дефицита, да ещё и в месте общественного пользования, в большой коммунальной квартире, сложно ожидать хоть сколько-нибудь нормального ремонта.

Но вот буквально сталагмиты бурой пыли по углам на потолке, это… внушает! Да и сама раковина, грязная, со следами сколов, краски, засохшей мыльной пены и соплей, внушает даже не отвращение, а омерзение. Всё говорит о том, что обитатели квартиры не убирают здесь принципиально!

Унитаз же…

— С-сука… — с тоской протянул я, глядя на деревянные сидушки, развешанные на гвоздиках, и на сам фаянсовый трон, состояние которого говорит о грядущей холере, чуме, или как минимум — дизентерии!

Воспользовался им по назначению, балансируя в позе орла, снова умылся, и вышел, поскольку в дверь уже кто-то нетерпеливо колотит. В ванную тут же ворвалась немолодая женщина в старом халате, и, не успел я войти в комнату, в спину меня ударил истошный, торжествующий вопль:

— Мыло мокрое, я так и знала! Молодой человек, вам никто не говорил, что нельзя брать вещи других людей без спроса! Не успели приехать…

— Я вам новое куплю, — развернувшись, перебиваю её, давя отчаянно желание дать леща по этим трясущимся щекам.

— Нет, ну что за воспитание… — дама настроена на скандал, но я, будучи не в настроении слушать всяких дур, просто закрыл дверь и привалился к стене, ощущая, как колотится сердце. Хвала Будде и всем Асам, дама не стала долго орать, и примерно через минуту, объяснив нам свою принципиальную позицию, отошла от двери.

Отец вскинул бровь, повернувшись ко мне от окна, на что я, покачав головой, с трудом подобрал слова…

— Это просто ужас какой-то! — выдохнув, тру лицо руками, не зная, как описать состояние раковины и унитаза, не прибегая к мату.

— Ваня… — в комнату ворвалась мама, переполненная эмоциями так, что надави — брызнет, — ты представляешь, у них здесь кастрюли — на замках[v]!

Отец открыл было рот, но снова закрыл и пожал плечами.

— Как-нибудь образуется, — не слишком уверенно сказал он, хлопая себя по карманам в поисках папирос, — как-нибудь…

[i] Четвёртый интернационал — коммунистическая международная организация, альтернативная сталинизму. Базируется на теоретическом наследии Льва Троцкого.

[ii] Маяковский.

[iii] Проезд Сапунова с 1992 года снова носит название Ветошный переулок.

[iv] Автор не нагнетает, это взято из воспоминаний жительницы конкретно этого дома, которые я нашёл в интернете. Вообще, в Москве с общественными туалетами дела обстояли неважно, и подъезды в «стратегических» местах столицы выглядели как-то так. А после парадов и разного рода демонстраций, зассан был весь центр Москвы, и эту информацию легко найти в интернете.

[v] https://von-hoffmann.livejournal.com/949615.html Здесь кусочки воспоминаний о коммуналках. Не всегда, к слову, именно об ужасных соседях, но в целом, деталей предостаточно, рекомендую.

Глава 6

Дом, в котором мы живем

— Да какой магарыч, малой! Окстись! — обдав перегаром, отмахнулся от меня потрёпанный жизнью и возрастом грузчик Саныч, благодушно покуривающий во дворике позади магазина, весьма уютно рассевшись на поддоне с чистой картонкой под грязной задницей, — Этого-то говна…

— Зи-ин! — внезапно заорал он, повернув голову в сторону чернёющего проёма, ведущего на склад, — Зина-а! Зи-ин!

— Ну чего орёшь, оглашённый? — хмуро поинтересовалась вышедшая из двери немолодая, грузная продавщица с размахом плеч на зависть цирковому борцу.

— Да вот… — кивнул на меня пролетарий, и пепел с его папиросы, осыпавшись, полетел по широкой дуге, — мальчонке мешки старые нужны, ремонт у них!

— Мешки, говоришь? — задумалась продавщица, сканируя меня тяжёлым прокурорским взглядом.

— Да, тёть Зин, — киваю, переминаясь перед ней с ноги на ногу, уже знакомый с правилами игры, — Комнату получили, ремонт вот решили сделать. Мусора много!

— А чего это? — женщина вздернула бровь и обстоятельно привалилась к стене, став органичной её частью, этаким барельефом советской эпохи, Титанидой, отлитой из бетона и социалистических обязательств. Подавив вздох (и острое желание ответить «не твоё собачье дело»), начинаю рассказывать подательнице благ о том, кто мы, откуда, где получили комнату…

— Ага, ага… — не всегда в такт кивает тётя Зина, доставая пачку «Беломора», — а сами? Да неужто? А сам? Ага, ага…

Ей не то чтобы очень интересно, ей просто скучно. А покупатели… а что покупатели? Подождут! Не совсем понимаю, как это работает… район вроде не самый простой, а вот поди ж ты.

— … да, вот прямо так, — развожу руки, — сходу решили ремонт делать! А чего тянуть-то?

— А, ну и правильно, — согласилась продавщица, судя по некоторым оговоркам, знающая здесь всех и вся, в том числе и жителей нашего дома.

— Ладно, — отлепившись от стены, она грузно прошествовала в магазин, и через пару минут вернулась, небрежно сунув мне с дюжину грязных мешков, — держи вот!

— Спасибо, тёть Зин! — закивал я, старательно изображая благодарность.

— Спасибо… — буркнула она, усмехнувшись и возвращаясь в магазин, — Сочтёмся, племянничек!

— Здесь сразу вытряхни, — посоветовал мне грузчик, доставая из-за спины початую бутылку какой-то бормотухи, на горлышко которой, вместо пробки, надет грязноватый стакан, — вон туда отойди… да, нормально!

Набулькав себе, он сделал несколько глотков, и, растёкшись на поддоне медузой, начал лениво и бездумно глазеть на меня, щуря глаза и время от времени широко, заразительно зевая.

Вытряхнув мешки, я заодно пересчитал и проверил их. Шестнадцать штук, из них пять дырявых… тётя Зина, судя по всему, сунула мне их не глядя, что называется