– Сам прекрасно понимаешь, – ответила Алиенора, со злостью признав, что он красив. – Ты правда думал, я ни о чем не узнаю?

– Мадам, я ничего не сделал! – Он покачал головой. – И не понимаю, о чем вы говорите.

– Неужели? – Алиенора раздумывала, не выпороть ли его, приняв страх в глазах юноши за вину. – Так, может быть, мне упомянуть мою сестру, Петрониллу?

Он покраснел и дернул кадыком.

– Вижу, ты понимаешь, – сказала она. – Я могла бы приказать отхлестать тебя кнутами и повесить за то, что ты сделал.

– Мадам, я ничего не сделал! – Голос его дрожал. – Только попросил у Петрониллы сувенир на память. Если вы обвиняете меня в чем-то, то я невиновен.

– Мне приходилось и раньше слышать подобные отговорки, – ледяным тоном заверила она.

– Если желаете, я готов поклясться на костях своих предков. Я не знаю, что вам наговорили, но это ложь!

Он был настолько искренен в своем недоумении, что на секунду Алиенора засомневалась. Хотя, быть может, он хороший лгун. Сейчас главное – избавиться от него.

– Ты уволен с моей службы. Забирай своего коня и ступай на все четыре стороны. – Королева щелкнула пальцами, и рыцари поволокли его из комнаты под громкие протесты и уверения в своей невиновности.

Алиенора прикрыла веки. Если она еще немного подумает о делах, то расплачется.

В приоткрытую дверь сунул голову Рауль де Вермандуа:

– Посылали за мной, мадам?

Она кивнула, приглашая его войти:

– Да, посылала. Мне нужен ваш совет и одолжение.

Он настороженно посмотрел на нее и весь напрягся:

– Что бы это ни было, буду рад помочь.

Королева жестом указала ему на скамью рядом с собой. Она хоть и посылала за ним, но до сих пор не была уверена, сможет ли ему довериться.

– Насчет Петрониллы.

На лице Рауля ничего не отразилось.

– Да, мадам?

Алиенора прикусила губу.

– Сестра смотрит на вас, как когда-то смотрела на нашего отца, – начала она. – Вы ей нравитесь, вы с ней добры.

Рауль закашлялся и сложил руки, но ничего не сказал.

– Я волнуюсь за нее. Петронилла все время флиртует с вельможами и молодыми рыцарями – сами знаете, вы же не раз вмешивались. Сестра совершенно не думает о последствиях, а если и думает, то они ее не волнуют. Ее нужно обуздать, но никто не должен ничего заметить. Я бы хотела, чтобы вы присмотрели за ней, когда мы поедем обратно в Париж, за ней и за всеми молодыми поклонниками, которые захотят переступить черту.

Рауль отвел взгляд, пробормотав:

– Я недостоин вашего доверия.

– Сестра прислушается к вам, тогда как меня или Людовика она, конечно, слушать не станет.

– Мадам, я…

Алиенора опустила руку на его рукав:

– Я знаю, с ней трудно, но прошу вас, в виде одолжения.

Он взъерошил свою густую серебряную шевелюру и покорно вздохнул:

– Как пожелаете, мадам.

– Благодарю. – У Алиеноры отлегло от сердца. – Только пусть Людовик ничего не знает. Все равно ни к чему хорошему это не приведет – вам известен его нрав. Я ценю вашу осторожность в делах.

Рауль склонил голову в поклоне:

– От меня он ничего не узнает, даю вам слово.

Когда он удалился, Алиенора закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, желая сбросить напряжение. Она горячо надеялась, что справилась с ситуацией.

Следующий шаг – привести Петрониллу в свои покои, чтобы сестра была все время на глазах.

– Нам нужно собирать вещи в дорогу. Возвращаемся в Пуатье и Париж, – сказала она. – Дел очень много. Эмери де Ниорт покинул двор и с нами не поедет. Больше об этом говорить не станем, понятно?

Петронилла испуганно взглянула на нее и, не говоря ни слова, уселась на подоконник.

Алиенора тоже подошла к окну.

– Петра… – Ей хотелось обнять сестру и в то же самое время влепить ей пощечину. – Как жаль, что ты не желаешь со мной поговорить! Мы были когда-то очень близки.

– Но это не я отдалилась, – возразила Петронилла. – Тебя волнует только одно – что скажут люди. Обо мне ты даже не думаешь, ты просто скандала боишься и того, что муж узнает. За свое положение трясешься!

– Неправда!

– Да нет, правда! Я для тебя всего лишь назойливая младшая сестренка, которая крутится под ногами, мешая. Ты обещала, что позаботишься обо мне, но ничего не сделала. – Петронилла набросилась на сестру, сверкая глазами. – Все, что тебе нужно, – быть королевой. Я не имею значения.

– Ты ошибаешься. Очень сильно ошибаешься. Разумеется, ты имеешь для меня значение. – Чувство вины захлестнуло Алиенору, ибо она признала в словах сестры и правду, и несправедливость.

– Ерунда! – Петронилла соскочила с подоконника и оттолкнула ее. – И мне все равно, потому что ты тоже для меня больше ничего не значишь! Ты не держишь слова. Я тебя ненавижу! – Она сорвалась на пронзительный крик.

Девушка подбежала к дорожному сундуку и начала выбрасывать из него вещи. Придворные дамы, опустив глаза, продолжали заниматься своими делами, будто ничего не произошло.

У Алиеноры к горлу подступила тошнота. Петронилла вела себя точно как их бабка Данжеросса, настроение у которой менялось так молниеносно, что они, детьми, никогда не знали, чего от нее ожидать. Все обычные эмоции моментально перерастали в вихрь страстей, и у Петрониллы, видимо, проявляются те же самые тревожные симптомы теперь, когда она стала женщиной. Придется загружать ее делами и пытаться уменьшить ее напористость, пока она не натворила бед. Но Алиенора любила сестру, поэтому сейчас ей было больно.

Следующие несколько дней королева терзалась неизвестностью. Но по мере того как опасность скандала из-за неосторожности Петрониллы меркла, она задышала свободнее. Двор готовился к многодневному пути, а Людовик слишком занят молитвами и негодованием по поводу архиепископа Буржа, чтобы обращать внимание на другие скрытые течения.

Алиенора слегка успокоилась, видя, что Петронилла как будто всерьез восприняла ее предостережение. Сестра побывала в церкви, исповедалась и с тех пор вела себя скромно и сдержанно. Однако она по-прежнему отказывалась говорить с Алиенорой, и эта ссора между ними – как открытая рана, которую перебинтовали, но она все равно кровоточила.

Рауль сдержал слово, был внимателен к Петронилле, когда та покидала свои покои, но не выходил из рамок официальной любезности. Он был ее партнером в танцах, сидел рядом с нею за столом и сопровождал на охоте, когда двор выезжал в последние дни с собаками и соколами.

Вежливая сдержанность Рауля расстраивала и злила Петрониллу. Он кланялся и улыбался ей с обходительностью придворного, но делал вид, что не замечает, как она смотрит на него. Ей было невыносимо думать, что тот раз в саду останется единственным – его очередной маленькой победой – и что дворцовые сплетни о его романах, когда он использовал женщин и тут же бросал, были чистой правдой. Она решила завлечь его, чтобы он хоть как-то отреагировал, – пусть знает, что с ней нельзя обращаться как с пустым местом. Проходя мимо него по коридору в окружении придворных, она прижалась к нему на секунду всем телом и смело посмотрела в глаза. Ей удалось задуманное: Рауль ответил взглядом, полным желания и упрека. Он не был настолько равнодушным, как хотел казаться. Позже она села рядом с ним за стол во время главной трапезы дня и под прикрытием скатерти обвила своей ножкой его ногу.