– Времена были другие.

– Может быть, – согласно кивнул он. – Но дух борьбы всегда легко читался в ее голубых глазах.

– И сейчас читается. Особенно, когда я не выполняю обязанности по дому. – Он хмыкнул. – Я так поняла, вы знаете мою мать. А где вы познакомились?

– На борту, – так по-простецки ответил тот, что я даже икнула.

– Она плавала на «Верещагине»?! Она ничего не говорила мне.

– Нет, я тогда был помощником капитана на другом судне. Это было восемнадцать лет назад. – Я выпучила глаза. – Да, но я помню, словно это произошло вчера. Она плыла с подругой, как ты сейчас. Говорила, что у нее есть маленькая дочка, что она осталась с дедом – отцом твоего отца. Я долго не мог понять, как это может быть…

– Да, – кивнула я. – Вот такая у нас семья.

– Ага, учитывая, что отец просто сбежал. Ну и дурень… Как можно… От такой женщины!

– У вас был роман? – в лоб спросила я. Все мои нервы трепыхались в тот момент, но я прикладывала очень много усилий, чтобы это скрыть.

Вадим Михайлович встал и нервно заходил по комнате, остановившись в итоге у окна. Глядя в оное, тихо продолжил:

– Я знал, что такую женщину никогда больше не встречу. Я бросил все силы, я добивался ее, как мог… Она так и не стала моей, – горестно покачал он головой. – В глазах искрила страсть, на лице читались чувства сильнее обыкновенной симпатии, но… Она сказала, что прошло еще слишком мало времени. Что подумают люди, она ведь даже еще официально не разведена. Да, ты права, Катерина, времена были другие… Сейчас это все не имело бы значения. К сожалению, время нельзя повернуть вспять, к тому же… мне кажется, она все еще любила твоего отца. – Он наконец отвернулся от гладкого стекла, чтобы передать мимикой свое отношение к такому несправедливому положению вещей.

Сглотнув, чтобы ликвидировать образовавшийся в горле ком, я спросила:

– А как вы поняли, что я ее дочь? Может, мы вообще о разных людях говорим?

– Я всегда тщательно изучаю списки пассажиров, особенно после… хм… некоторых событий. Фамилия, имя, отчество полностью совпали, я помнил даже, какое имя она дала своей дочери, память – странная штука… Но, когда я тебя увидел, сразу убедился, все сомнения отпали. Вы очень похожи внешне.

– Поэтому вы решили проявить отеческую заботу и выставить меня с теплохода? – хмыкнула я.

Взгляд его посуровел.

– Катя, пойми, в этом нет ничего смешного. Твоя жизнь в опасности, – я вздрогнула. – Жизнь каждого, кто попадет…

В этот момент дверь распахнулась так резко, будто кто-то все это время стоял за ней и только и ждал нужного момента. Ввалился Ефим Алексеевич.

– Вадим Михайлович, мне срочно надо обсудить с вами некоторые детали! Это не терпит!

Поняв, что я лишняя, я кивнула им обоим и вышла из каморки. Пока я шла к лестнице, я думала о незаконченном разговоре с капитаном. Кто бы мог подумать, что он знал мою мать… И любил ее. И, наверно, до сих пор любит. Хотя нет, бред. Прошло слишком много времени. В то же время, кто ее знает, эту любовь. Возможно, даже вдали от любимого человека она может длиться десятилетиями. Иначе бы он так не пекся о дочери этого человека. Что же он все-таки имел в виду, говоря об опасности?

Но тут я миновала гладильную комнату, и мысли мои приняли иной поворот. Богдана… Повинуясь какому-то странному порыву, я резко затормозила и сделала шаг назад. Поравнявшись с дверью и взявшись за ручку, я услышала какие-то всхлипы по ту сторону. В первую секунду я испытала шок. Призрак Богданы?! Но тут же поняла, что это просто люди, комната-то общего пользования, там может находиться кто угодно. Открыв дверь, я узрела сидящую в углу Веронику и стоящую над ней Варвару. Ника плакала, прижимая к лицу блузку умершей сестры. Трупа в комнате не было.

Варвара в недоумении уставилась на меня.

– Я услышала, что кто-то плачет, – пожимая плечами, соврала я и кинулась к девушке. На самом деле, я и сама не поняла, что влекло меня сюда. – Ника, как ты?

Она уткнулась в меня носом и продолжила плакать.

– Вы слышали, сестра умерла сегодня? – так же стоя с на редкость бесстрастным, учитывая ситуацию, выражением лица, сообщила мне Варвара.

– Да. Я… Это мы с Юлькой нашли ее.

Вероника тут же перестала плакать и подняла ко мне мокрое лицо.

– Правда?

– Ага.

– Как это случилось? Что ты видела? – Я рассказала в мельчайших подробностях, даже про Юлькину черную кофту, которую она так и не надела. Просто я понимала, что девушке необходимо отвлечься, и именно поэтому снабжала ее лишней информацией. Та с благодарностью кивала, затем выдала: – Здесь происходят страшные вещи!

Я округлила глаза, а Варвара завопила:

– Что ты несешь!

– Мне Чайлин говорил, что на этом лайнере все время кто-то умирает. Сначала Александра Неваляшина, теперь Богдана… – Она снова заплакала, а старшая сестра недовольно изрекла:

– Поменьше бы ты со всякими… Чипалинами связывалась… Или как там его… Будто русских мужиков мало!

– С русскими вы тоже не одобряли моих отношений!

– Потому что все мужики ничтожества! И национальность мало что меняет, – противоречила сама себе обозленная женщина.

Я же боялась потерять нить разговора, потому взяла Нику за руку, чтобы привлечь к себе внимание, и задала следующие вопросы:

– Скажи, что тебе известно? Кто последним видел твою сестру живой? Что говорит Чайлин по поводу смертей на лайнере? Как они умирали?

– Они считают, это случайность, – ответила Вероника на последние вопросы. – Просто у богатых людей сложная жизнь, постоянные нервотрепки, поэтому у всех нелады со здоровьем.

– А Богдана?

– Нет, в том-то и дело! Врач нам пытался втолковать что-то про слабые сосуды, сердце, духоту… Никогда она ни на что не жаловалась.

– И богатой, насколько я понимаю, не была…

– Да.

– Так кто ее видел последним?

– Мы с сестрой видели ее только вчера. Она собрала вещи и ушла в сопровождении персонала в люкс. Одна женщина сказала, что видела ее в гладильной. Она как раз догладила, вошла сестра и попросила не выключать утюг. Та ушла. Все. Дальше ее увидели вы, – Вероника немного помяла кофточку в руках, внимательно ее рассматривая, будто впервые видя. Богдана вместе со своей мрачной одеждой сливалась в один цельный образ, и видеть теперь частичку этого образа было странноватым даже для родной сестры. Затем девушка всколыхнулась и посмотрела на меня: – Ты думаешь, это… убийство?

Я посмотрела сперва на Варвару, затем на нее и пожала плечами:

– Не знаю. Но выясню.

Выйдя из гладильной, я преисполнилась уверенности в том, что необходимо переговорить с персоналом, сопровождавшим Богдану в номер. Женщина, видевшая ту в гладильной, могла не заметить плохое самочувствие за одну минуту, а те имели длительный контакт. В то же время, если уж семья не могла ничего сказать, то что могли заметить абсолютно посторонние люди? Так или иначе, я выяснила у Ники имена сопровождавших, надеясь получить какую-либо зацепку. С ней были две девушки, Лена и Марина, капитан и Ефим Алексеевич. Зачем нужна такая куча людей, чтобы проводить одного-единственного человека в номер, – для меня загадка, но это я как раз и собиралась выяснить. Начать я хотела с Вадима Михайловича, надеясь, что он успел освободиться, но в коридоре столкнулась с девушкой, имеющей на груди табличку «Елена», и поняла, что это знак. Она как раз покинула ресепшен и направлялась, скорее всего, в свой номер, так как путь держала к лестнице. Там я ее и догнала.