Женщина села за стол, поставила на колени большую хозяйственную сумку. Молодая еще, немножко полноватая, но довольно симпатичная женщина вдруг разом словно постарела лет на десять. Она никак не могла задать главный вопрос. И Инга решила молчать и ждать.

– Скажите, только честно, а у вас в офисе случайно ничего не пропало? – и женщина затравленно и с надеждой посмотрела на Ингу.

Инга размышляла мгновение, с одной стороны, она дала девочке слово никому не рассказывать про случившееся. С другой стороны, перед ней сидела сейчас мать.

– Да вроде нет, – неуверенно начала Инга.

– Не надо меня жалеть. Это не первый случай. Мне надо знать. Жить-то нам с ней дальше. Значит, да? – она в упор смотрела на Ингу.

Инга развела руками.

– К сожалению.

Женщина заплакала. Трясущимися руками она расстегнула сумку, достала бумажные платочки.

– Не знаю, я просто не могу понять почему. Вы понимаете, у нас нормальная семья. Есть еще старший сын. Отличный парень, институт окончил. Сейчас в армии. Алиса – долгожданная, любимая, ни в чем никогда не знала отказа. И вдруг такое дело. Причем мы долго не знали. Вокруг нас говорили о том, что где-то что-то пропадает, но мы не придавали значения, даже в голову не приходило, связи не могли найти. Ну а потом ее поймали. В школе. Был скандал, перевели в другую – то же самое. Неделю держится, и опять… Психологи говорят – болезнь. А нам что делать? – Женщина достала кошелек. – Сколько я вам должна?

– Но Алиса должна вернуть сама!

– Я с ней как-нибудь разберусь, но сейчас давайте уж я отдам деньги.

Инга принесла записку Алисы:

– Вот.

Женщина читала. Вытирала глаза, потом достала деньги, отсчитала.

– Если еще что всплывет, звоните.

Вот такая история, которую Инга никак не могла забыть. Девочка. И такие девочки бывают. И почему в голову пришло? Да больше не про девочку. Про маму. Мама – она на всю жизнь. Сколько бы лет ни было ребенку. Особенно если ребенок – девочка. Хрупкое ощущение счастья, как ваза хрустальная. Вот она переливается всеми цветами радуги, отражая свет, и вдруг разбивается на мелкие осколки. Стеклянное счастье, стеклянные дети.

26

Весь рабочий день Кирилл вспоминал Ирину. Он был совершенно счастлив. Надо же! Выходит, он разбил лесбийскую пару. Эти женщины обрели совершенно другой мир, когда появился малыш. По-видимому, в трудную минуту для обеих они нашли друг друга и образовали свой союз. Наверное, были на то серьезные причины. Их союз помог им в тот период поддержать друг друга. А когда родился малыш, они просто стали женщинами; проблемы, от которых они закрылись в своем союзе, показались им ничтожными перед счастьем материнства, со всеми вытекающими последствиями – одна стала мамой, а другая, видя ее счастье, тоже захотела испытать его. И опять Кирилл повторил уже сам для себя: природа! Ее не обмануть.

Да, он всего лишь акушер-гинеколог, и ему свое мнение по этому поводу нужно прятать в карман. К нему приходит человек со своей проблемой, со своими надеждами, и он должен помочь. Клятву давал. А для этого он должен разобраться.

Доктор Кольцов снова активировал страничку компьютера, проверяя запись на текущий день. И все равно из головы не шла Инга. Конечно, сердце дрогнуло. Ведь столько лет прошло с той истории! Вспоминал он ее? Сначала, да, постоянно: жалел, что не бросил все, не решился; не настоял на том, что они должны быть вместе. Она бы поддалась, она была готова. Ждала решения от Кирилла. А он спасовал. Значит, сомневался. А потом пришла мудрость. Из разряда, что все, что ни делается, – к лучшему. И это не просто слова, это действительно так. Два года он страдал, два года мучился сам, мучил жену, хотя она и делала вид, что все в порядке, никогда не обсуждала эту тему. Полинка, та и вообще ничего не почувствовала. Жили и жили себе. Папа много работает, так он всегда много работал. Он тогда с головой ушел в свою клинику, в работу. Дело лечило, профессия вытянула, а потом и пришло осознание, что счастье – рядом. Вот оно – жена, дочь. И как он мог все это вдруг в одночасье бросить, променять на то, что ему вдруг показалось. Ведь, по сути, ничего не было. Просто перед ним в какой-то момент развернулся другой мир, и на семьдесят процентов он его сам себе придумал.

Он ведь тогда советовался именно с Гошкой Степановым. Вот ведь тоже, какая ирония судьбы. Именно ему как-то все рассказал за рюмкой водки во время короткой московской командировки.

– Не дури, – сказал тогда Гоша. – Пройдет. Такое с каждым бывает.

– И у тебя?

– И у меня. И сейчас есть. Потому что слабый я и развязать этот узел проклятый никак не удается. Прямо тебе скажу. Дело это тяжкое. Сразу все менять не решился, но думал, что, пожалуй, хватит меня на всех: и на Веру, и на Наташу. И знаешь, поначалу хватало, и такой от этого адреналин. Везде успеть, для всех быть хорошим. Этак с полгода радости. Про развод даже речи быть не могло, это я всегда знал четко, жена у меня одна. И Наталья вроде согласна была. А потом давай мне руки выкручивать. И как-то Вере позвонила. Ну, в общем, вышла банальная такая стыдная история. Осенний марафон такой. Смотрел?

– Про Бузыкина?

– Про него самого. И вот я давай отпираться. И юлить. И всех успокаивать. Никак не мог порвать. Это сложно, понимаешь, это очень сложно. Там клялся, здесь клялся, а сам думал: ну зачем мне все это? Мы же с тобой доктора. Это самая настоящая зависимость. Но не в пример, допустим, алкогольной. Тут нужно самому себе сказать – стоп. И все.

– Чемодан без ручки…

– Какой чемодан?

– Когда нести тяжело, а бросить – жалко.

– Во-во, – воодушевился тогда Степанов.

Кирилл очень хорошо помнил тот разговор во всех подробностях. Они плавно перешли с проблемы Кирилла на проблему Игоря Степанова. Кирилл слушал и успокаивался.

Как же верно, лучший совет – это исповедь. Кирилл Кольцов слушал взрослого сильного, состоявшегося мужчину и удивлялся тому кошмару, в который тот сам себя вогнал. Но ведь он, Кирилл, был, собственно, в таком же положении. И если бы Инга была понахрапистее, если бы она решила тогда за них двоих, а не ждала его решения, то он мог оказаться точно в такой же ситуации. Но Инга была сдержанной: молодая женщина из интеллигентной семьи, хорошо воспитанная. Такая тургеневская барышня. Или бунинская. Почему-то, когда он ее увидел, сразу всплыла фраза, понравившаяся в молодости, когда зачитывался именно Буниным, именно среди его «темных аллей» искал понимания непростых отношений между мужчиной и женщиной:

«Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой. Сия-то делается владычицей нашего сердца: прежде, нежели мы отдадим о ней отчет сами себе, сердце наше делается невольником любви навеки».

Инга была именно милой. Застенчивой, выжидающей, молчаливой.

Правда, помог ему тот разговор со Степановым часа на два. А потом червь сомнения вновь начал точить его. Соответствует ли ему Майка? А не будет ли новая жизнь лучше, интереснее? Инга восхищалась его работой, а Майка стеснялась того, что он гинеколог. Да не гинеколог! Акушер-гинеколог, повторял бесконечно! Дурь какая. И потом, Инге нужна была его помощь, а Майка была от природы здоровой. Но все прошло. Медленно, со скрипом. Спасала работа. Он тогда всерьез изучал витрификацию. Новое слово в науке, которое меняло все!