– Этот Майк, он стал вам помогать?

– Он застыл, как истукан. Знаете, он вообще какой-то…

Арина Павловна на секунду умолкла.

– Да, да продолжайте. Так какой он?

– Странный. Грех, конечно, напраслину возводить, но в первую секунду я до такой степени там испугалась…

– Когда увидели труп?

– Да. То есть не совсем. Когда увидела его. Я решила, что это он ее убил. Эту женщину – проверяющую.

– У вас имелись основания так думать?

– Нет, нет, что вы. Просто я очень испугалась. Я велела ему звать на помощь. И он по мобильному позвонил отцу. Тот сразу прислал охрану. И сам потом прибежал.

Так вот, значит, как охранники оказались на месте так быстро, – подумала Катя. – А я не заметила, как этот парень звонил.

– Ну что ж, благодарю вас. К сожалению, некоторые вещи из вашей одежды экспертам придется изъять, я уже сказал – на вас тоже следы крови.

– Я понимаю, берите. Это ж надо, такой ужас и где, у нас в музее!

Елистратов сам лично проводил женщину к двери, передавая ее с рук на руки экспертам. В дверях обернулся в направлении шкафа и коротко махнул – сиди!

И Катя поняла – это еще не конец допросов.

Минут через пять в комнату привели нового свидетеля. И Катя узнала в нем того парня, который явился с фонарем. Шумякова сказала, что это здешний электрик. Катя приникла к щелке, разглядывая парня. Высокий, худой и… какие волосы у него длинные, густые, белые. И почти закрывают лицо, когда он наклоняет голову. Но вот он убрал их с лица. Миленький паренек, на ангелочка похож. И какой он молодой, совсем еще мальчик.

Почему это Шумякова сказала, что она испугалась его там? Решила, что это он убил?

– Вы Михаил Тригорский, – сказал Елистратов. Он тоже внимательно разглядывал парня. – И вы обнаружили труп потерпевшей.

– Я подошел, посветил, а она там валяется на полу.

– А где вы до этого находились и что делали?

– Свет начал гаснуть, когда систему проверяли. Секция за секцией. Меня послали проверить трансформатор.

– И где это?

– Тут, рядом с комнатой техников.

– Здесь? – уточнил Елистратов. – Вы находились здесь?

– Ну да, в коридоре, ящик этот в темноте пытался открыть.

– Какой ящик?

– Ну железный, трансформатор. Вон же он, в коридоре, в двух шагах, – Михаил… нет, Майк… он всегда предпочитал, чтобы его звали Майк, кивнул на дверь.

– И что произошло потом?

– Что-что… я крики услышал. Женщины кричали. Я еще удивился, чего вопят – темноты, что ли, боятся. Взял фонарь и пошел на крик.

– И что увидели?

– Там сначала ничего понять нельзя было. Они на полу возились, а эта стала орать: выключи фонарь, зови охрану!

– Кто стала орать?

– Ну эта тетка из комнаты Мумий, Арина.

– А кто на полу возился?

– Какие-то две, нет, три. Их трое было. Арина двоим подняться помогала, все совалась. Они встали, а третья осталась – как валялась, так и валяется. У нее вся башка всмятку разбита.

Катя в своем шкафу похолодела: вот по этим чертовым показаниям парня, который слова как-то цедит, словно рожает, их прямо сейчас с Анфисой можно везти в Бутырку по обвинению в убийстве. Не будь рядом с ними в тот момент Шумяковой… Вот, оказывается, как все это выглядело со стороны, когда он осветил дверь на лестницу и труп фонарем!

– Этих двоих ты знаешь?

– Нет, первый раз увидел.

– А потерпевшую?

– Сначала я ее не узнал. Потом посветил в лицо. Это проверяющая. Начальница комиссии, которую в музей прислали старуху нашу свергать. Я ее видел тут в музее – деловая такая женщина. Блондинки все дуры в абсолюте, а эта деловая, большой, видно, босс.

– О какой старухе ты говоришь?

– О нашей, – Майк усмехнулся. – О Вике Вавич. Она у нас единственная и неповторимая на весь музей. Так папа говорит.

Катя поняла, что парень очень пренебрежительно отзывается о старшем кураторе отдела личных коллекций Виктории Феофилактовне.

– Как это понять – свергать? – спросил Елистратов.

– Я не знаю. Папа так говорит. Старуха зажилась тут. Ну, в смысле на должности своей. Вот проверку – ревизию и прислали, найти что-нибудь и придраться. На пенсию ее выпрут.

– Кто мог, по-твоему, совершить убийство?

– Я не знаю.

– Так откуда ты шел?

– Я же сказал, от трансформатора.

– И все время слышал крики?

– Да, они кричали там.

– В коридоре?

– Да.

– А тебя сначала в коридоре не было?

– Нет, я же сказал, я был тут рядом с комнатой техников.

– И что случилось после того, как ты осветил фонарем и узнал потерпевшую?

– Арина просила, чтобы я вызвал охрану. Я сразу позвонил отцу на сотовый.

– Твой отец тут работает?

– Да, он замначальника службы безопасности по технике безопасности.

– Он давно работает в музее?

– Три года уже.

– А ты?

– Я примерно год.

– А почему ты не в армии?

– А у меня справка от врача, – Майк торжествующе усмехнулся. – Еще вопросы? Вы кто по званию?

– Генерал полиции.

– Ха, сам генерал меня допрашивает. За что такая честь?

– Ну ты же вместе с остальными нашел труп. Ты ценный свидетель.

– А я не люблю, когда мне сразу «тыкают».

– Ну извините, – Елистратов развел руками. – У меня сын вашего возраста. Можете быть свободны, Михаил.

Катя, когда Тригорский-младший вышел, зашевелилась в шкафу, разминая затекшие ноги, и хотела уж было «выпадать» наружу. Но снова этот повелительный жест: сиди там!

В комнату ввели высокого мужчину средних лет, плотного телосложения, в черном добротном костюме, белой сорочке, галстуке и с рацией. Так одеваются почти все охранники и начальники служб безопасности.

Катя снова затаилась. Прямо допрос нон-стоп. Вот МУР в лице Елистратова дает. Гонят, как на пожар, по горячим-то следам.

– Заместитель начальника службы безопасности музея Николай Тригорский. Явился по вашему вызову, товарищ генерал.

При звуке этого голоса – раскатистого спокойного баритона – Катя приклеилась к дверной щелке, стараясь лучше разглядеть этого Тригорского. Голос! Она всегда узнавала голос, если слышала его прежде. А этот голос она уже слышала… Только вот когда, где?