Ей показалось, что ее кровь застыла в жилах, и она потеряла способность не только протестовать, но и дышать. Ну и победу одержала она! Конечно, она пережила мгновенья торжества, но теперь он отнял их у нее.

Альфред хмурился. За столом послышались выкрики, смех викингов и громкие одобрительные возгласы англичан.

— Нет, — прошептала она.

Этого нельзя делать, это неприлично и непорядочно! Сейчас невозможно отслужить мессу. Уже поздний час, взошла полная луна, а в воздухе было знамение бури. А утром воины выступят в поход. И ей будет дана отсрочка.

Альфред все еще хмурился. Альсвита что-то шептала на ухо, в Рианон была уверена, что королева предупреждала его, что все это напоминает обычаи язычников, а не христианские свадебные обряды.

— Нет! — прошептала она снова, стараясь высвободить свою руку. Но ей это не удалось. Он держал ее железной рукой, несгибаемой и непримиримой. Против своей воли она задрожала от страха. Она снова и снова вставала на его пути, и любой на его месте презирал бы ее после той сцены, которую он увидел. Но он и в самом деле был викингом, человеком, не придающим значения приличиям, и своими средствами завоевывающим то, чего он сильно желает и требующим этого беспощадно. Король колебался.

— Этого нельзя сделать, — отец Павел встал из-за стола. — Это не может быть сделано сейчас и здесь!

— Мы ведь можем пойти в храм, где всегда соблюдаются Божьи законы, правда ведь, отец? — требовательно сказал Эрик. — Оглашение свадьбы уже состоялось, и помолвка признана действительной. Это по моему решению откладывали свадьбу, но теперь я требую своих законных прав. — Он ударил себя в грудь кулаком и драматически опустился на одно колено, все еще крепко держа Рианон. Она увидела его глаза, в которых не было никакого смирения, соответствующего его позе, а бушевал едва сдерживаемый гнев.

— Клянусь Богом, я иду в поход с великим и благородным саксонским королем Альфредом Уэссекским. Я с радостью умру за него, но после того, как сегодня вечером я увидел всю прелесть моей нареченной, я сделаю ее своей женой до выступления в поход!

Люди Эрика начали с грохотом ставить свои кружки на столы, многие из них были пьяны.

«И саксонские воины тоже пьяны», — горько подумала Рианон.

Это была ее судьба. Шум рос, она видела выражение лица короля и понимала, что он взвешивает ситуацию и решает, как ему поступить. Завтра они выступают против Гутрума. Он не рискнет поступиться договором и доброй волей своего войска. Свадьба откладывалась по просьбе ирландского принца, но король знает, что Эрик теперь предлагает единственно возможный путь сохранить мир среди воинов. Рианон опозорила их всех, но принц Дублинский великодушно согласился назвать ее невестой, несмотря ни на что, а когда она снова попыталась оскорбить его, он заявил о своих правах.

Никогда еще мысли короля не неслись с такой скоростью. Никто, кроме его близких, не мог постичь силу его гнева, потому что он хорошо владел собой. Никто, кроме близких ему людей… И Рианон.

Шум в зале нарастал, став в конце концов оглушительным. Наконец король произнес:

— Да будет так! Брак свершится немедленно! Голоса стихли, и встал Ролло, высоко подняв свой кубок.

— За молодых! Мы будем пить и праздновать, пока будут готовить невесту.

На лице короля играли отблески огня. Ему не нравилась поспешность этой церемонии, но у него не было другого выхода. Рианон почувствовала, что ее пальцы сейчас будут раздавлены и сломаны. Викинг пристально смотрел на нее с холодным предупреждением. Пока вокруг шумели, он прошептал, и она отчетливо услышала каждое его слово.

— Не беспокойтесь, леди. Никаких дальнейших разногласий между нами. Неужели вы на самом деле так думаете об этих людях, что хотите бесчисленных гей в кровавой бойне?

— Нет!

Он поднял руку и обвел ею зал:

— Они вскормлены войной. Эти ирландцы, англичане и норвежцы. Они легко меняют свои решения и привязанности и привыкли, что каждое оскорбление требует возмездия. Я поступил так только по необходимости. Теперь вам придется закончить представление, которое вы так ловко начали.

Она опять попыталась освободить свои пальцы, но не смогла. Она увидела, что пришли женщины, по-видимому, чтобы помочь ей облачиться в свадебное платье. Она подумала о предупреждающем жесте викинга, и ею овладела слабость. Казалось, он отлит из бронзы, и вряд ли кто-то может превзойти его силой, женщина и подавно. Его ненависть ошеломляла, а гнев ужасал.

— Ты ведь не хочешь этого! — бросилась она в новую атаку. — Я знаю, что ты не можешь хотеть жениться на мне! Останови все это, ты ведь можешь!

Его зубы были стиснуты, а взгляд тяжел и холоден, пока она безнадежно пыталась принудить его поступить по-своему.

— А как же твои опасения, что я ношу чужого ребенка? Лекарь мог и ошибиться. А может, это я предала тебя. Положи этому конец немедленно, и я уеду к святым сестрам и…

— И будешь молиться, чтобы в битве меня настигла смерть. Леди, ничего не выйдет. Я ведь ничего не забываю. И у меня нет никаких опасений относительно тебя.

— Но ты ведь видел меня в роще…

— Очень не умно напоминать мне об этом, — сказал он вежливо и холодно, так что она невольно поежилась, — Я всегда говорил, миледи, что свои домашние дела я решаю, не вынося сора из избы. И я легко могу проверить, прав или не прав был лекарь. И если ты настолько опозорила королевский дом Уэссекса и действительно носишь ребенка, тогда придется вернуться к начальным условиям договора.

Его глаза заблестели, и голос звучал драматично, и она не могла понять, насмехается он над ней или говорит серьезно.

— Сегодня вечером ты показала знакомство с обычаями норвежского народа. Но хорошо ли ты понимаешь викингов? Ты не обратила внимания на людей, которые стояли за этим. Ты даже не потрудилась понять, что во мне течет и ирландская кровь. Ты не сочла меня и христианином. А на севере, когда рождается нежеланный ребенок, этот вопрос решается легко. Ребенка просто-напросто оставляют в снегу, на льду, и боги ада приходят забрать его.

— Вы убиваете невинных младенцев?!

— Я просто рассказываю, как поступают на севере в таких случаях. Возможно, в следующем своем повествовании ты используешь эти сведения.

— Но… — пробормотала она в замешательстве, не сводя с него глаз. Колени ее подгибались, и снова она ощутила жаркое напряжение между ними. Ей хотелось ударить его, причинить ему боль. Никого она не ненавидела так сильно, как этого человека, но никто до этого не поднимал такой бури в ее душе. Ее сердце бешено колотилось, и дышать было трудно. Она страшилась его темперамента, но больше всего ее пугала наступающая ночь.

— Я буду ненавидеть тебя вечно, — поклялась она. Он улыбнулся и быстро кивнул:

— Отправь меня в Вальхаллу, ты все равно не остановишь свадьбы… и не избежишь брачной постели этой ночью.