Через пять минут Дрон уже был в прихожей. Его решимость посетить колледж таяла с каждым мгновением. Ему стало невероятно жаль себя, ссадины заныли с новой силой, голова кружилась, и даже подташнивало. Дрон вспомнил что-то о сотрясении мозга, про которое вчера талдычила мать, и ему захотелось срочно лечь в постель. Но стыд перед Анной пересилил Дроново малодушие.

Он отчаянно зевнул и снял с вешалки куртку. Ему вдруг показалось, что она воняет помойкой. Ну еще бы – он вчера в бак залез почти по самые уши. Странно, что мать ничего не унюхала, иначе бы высказала ему все, что думает по этому поводу, она ведь помешана на чистоте. Небось торопилась к своему Котенкину.

Дрон сбегал в туалет, притащил освежитель воздуха и слегка побрызгал в прихожей.

Ну вот, теперь не пахнет. А куртка на улице выветрится.

Дрон оделся и вышел из квартиры. Он шел и невольно принюхивался – ему казалось, что затхлый запах мусорки не только не исчез, но и становится сильнее с каждым шагом. Неожиданно Сашку осенило, откуда идет запах: он сунул руку в карман и извлек оттуда скомканную бумажку, от которой исходило отвратительное амбре. Как, интересно, эта гадость очутилась у него в кармане?

Сашка остановился и, брезгливо морщась, расправил бумажный комок. Это оказался тетрадный листок, исписанный сверху донизу корявым почерком. Ирка, что ли, запихнула его ему в куртку? И почему такая жуткая вонь? Дрон пробежал глазами строчки. Бред какой-то.

«Вчера ездили с мамой в салон. Она делала гиалуронку, а я брови. Потом на обратном пути заехали в бутик. Купили мне прикольную кофточку. Девки все умрут от зависти».

Нет, это явно не Ирка. Дрон хотел было скомкать бумажку обратно и кинуть в урну, но что-то заставило его остановиться. Он прочитал листок снова, потом еще раз и еще. Секунду постоял в раздумье, затем сорвался с места и кинулся бежать, точно за ним гналась стая чертей.

Анна попрощалась с воспитательницей и вышла из детского сада. Ей ужасно не хотелось ехать в колледж, снова видеть ехидну Леночку, ловить на себе колючие взгляды коллег, печатать бесконечные приказы и заполнять ведомости. С каким бы удовольствием она сейчас провела хотя бы одну пару! Увидела бы глаза ребят, устремленные на нее, объяснила бы им, как в алгебре все красиво и логично. А вдруг никогда больше ей не позволят вести уроки? От этой мысли ей стало так тоскливо, хоть волком вой.

Она понуро побрела к машине. В сумочке завибрировал телефон. Анна даже обрадовалась. Она не сомневалась, что это Сашка – кто еще будет звонить в восемь утра?

– Доброе утро, – сказала Анна в трубку.

– Анна Анатольевна, я нашел его! – Дрон на том конце ликовал.

– Кого «его»? – не поняла Анна.

– Его! Дневник Ольги!!

– Ты что? – Анна резко остановилась. – Что ты несешь? Где нашел? – она вдруг испугалась, что он залез-таки к Жарко в квартиру. А что, такой может! – Где ты его нашел? – повторила она уже на повышенных тонах. – Сейчас же отвечай!

– В помойке, – спокойно проговорил Дрон.

– Глупые шутки с утра пораньше, – сухо сказала Анна.

– Это не шутки. Помните, я вчера салфетку просил, а у вас не было, и я руки бумажкой вытер?

– Честно говоря, не припоминаю, – по-прежнему злясь, проговорила Анна, – при чем тут бумажка?

– Так это он и есть! Дневник Жарко! Он там в помойке лежал, слава богу, мусоровоз еще не успел подъехать, я его опередил.

Анна стояла посреди дороги, ничего не понимая. Какая бумажка? Какой мусоровоз?

– Ты можешь нормально объяснить, а не издеваться?

– Я и не думал издеваться, – удивился Сашка. – Я ж говорю – утром в кармане бумажку нашел мятую. Воняет ужасно. Это я вчера в неадеквате руки ею вытер и в карман положил на автопилоте, вместо того чтобы выбросить. Я ее развернул, а там фигня какая-то написана, типа ездили туда-то, покупали то-то. Короче, все как Сажина рассказывала про дневник Жарко. Я и подумал – вдруг это Ольга писала? Метнулся на пустырь, обшарил бак – там эта тетрадка ее цела-целехонька валяется, только несколько листочков поотрывалось. Я всю ее и прочел. Это точно Ольгин дневник, зуб даю. Там и про колледж, и про однокурсников, и про семью… И кое-что еще…

Анна стояла, не смея поверить своим ушам. Неужели? Как такое может быть? И откуда дневник Ольги очутился в баке? Где он был до этого?

– Ты где сейчас? – спросила она Сашку.

– Около колледжа.

– Зайди ко мне в канцелярию и дневник принеси.

– Теперь это только странички. Обложку пришлось оторвать и выкинуть: вся промокла и провоняла.

– Ну, значит, странички принеси. Только сразу уходи потом. Скажи, что за справкой пришел.

– Скажу, не волнуйтесь.

Теперь она неслась в колледж на всех парах. Уныние и тоску как ветром сдуло. На смену им пришли азарт и возбуждение. Анна почти бегом миновала коридор и зашла в канцелярию. Ей хотелось, чтобы Дрон появился немедленно, но он пришел лишь через полчаса. Просунул в дверь свою лохматую голову:

– Здрасьте. Можете мне справку выдать? О том, что я здесь учусь.

– Можем, – милостиво согласилась Леночка. – Вот сейчас Анна Анатольевна напечатает. Зайдите и присядьте.

Дрон только этого и ждал – подошел к Аниному столу, сел на стул, вытянув ноги чуть не на полкабинета.

– Минутку, – пальцы Анны забегали по клавиатуре. Глаза же ее смотрели мимо экрана, на то, как Сашка незаметно вынул из-за пазухи и положил на стол прозрачный файл с тетрадными листами. Может быть – ее оправдательный приговор!

– Все, я отправила в печать. Можешь взять. – Анна оторвалась от монитора и придвинула файл к себе поближе.

– Спасибо. – Дрон встал, забрал из принтера справку и направился к двери.

Перед тем как скрыться, он будто бы невзначай повертел в руке телефон. Анна поняла, что это знак – созвониться или написать сообщение, и кивнула. Затем осторожно вытащила листки из целлофана и стала читать.

Это, несомненно, был дневник Ольги Жарко. День за днем, час за часом она описывала свою жизнь, отношения с однокурсниками, учителями, родителями. Страниц было всего 18, очевидно, до этого Ольга писала в другой тетради и она закончилась.

Анна внимательно дочитала до конца. Нигде не было упоминания ни о ней, ни о зачете по алгебре. Зато последние страницы дневника ее озадачили и удивили.

«Наконец-то я встретила ЕГО, своего Ромео, – писала Ольга в середине октября. – Это любовь всей моей жизни. Я счастлива».

Потом через неделю или чуть больше шло следующее:

«Вот это засада – у меня есть соперница. Я в отчаянии, не знаю как, но я добьюсь того, чтобы он был моим».

И, наконец, на последней странице было совсем странное: