мля, лично в порту буду высадкой десанта командовать! Я, мля, лично этих наёмников подписывать буду! Вот этой самой рукой буду подписывать, век мне моря не видать! – горячился Сергей.

–Да, счёт не в нашу пользу, – Микола чесал бороду и загибал пальцы, – шестерых мы у стадиона, пятерых тут. А они наших положили, да тех хлопцив нерусских с дороги постреляв. Непорядок. Я за Санька бы ночью в их казарму пробрался, навёл бы шороху. С-суки! Молодец, седой! Четыре выстрела – четыре амера. Надо было мне тоже в КГБ идти после армии, а не в мотористы! Теперь-то я понял, чем вы там занимаетесь!

Мы обошли озеро и направились по широкой тропинке вдоль горной цепи на юг. Перед глазами стояли матросы, и не верилось, что их уже нет. Видимо, если не видел бездыханное тело – представить живого человека мёртвым невозможно.

Тропинка была хорошо утоптана, тут явно часто ходили люди, поэтому шли мы медленно и осторожно. По озеру плавали разные утки и другие крякающие и ныряющие птицы, вдоль дальнего берега рыскали такие же пегие псы, что мы видели раньше. Судя по всему, это и были шакалы. Мы шакалов знали только из выражения «Паршивый шакал», а воочию увидели впервые. Не волк, не собака. Что-то среднее, очень быстрое, но, к счастью, боязливое и близко к людям не подбегающее.

Пока я разглядывал зверей на том берегу неширокого озерца, хромая в хвосте нашей небольшой колонны, Сергей шикнул, и мы замерли. А потом увидели людей, которые плыли на лодке от островка посреди озера к нашему берегу. Лодка была узкая и длинная, в ней в один ряд сидело человек десять. Они молча гребли вёслами, над водой слышался тихий плеск. Лодка подплыла к берегу. Гребцы вытащили её на сушу, перевернули дном кверху и пошли вверх по склону. До них было далеко, и мы не поняли, что это был за народ. Понятно, что не солдаты, но и на местных пенсионеров они не тянули. Мы легли за кустами и пролежали с полчаса. Мимо нас за это время по тропе прошли ещё два мужчины с длинными чёрными волосами, заплетёнными в косы. Мы заметили, что на плечах у них были винтовки, а одеты они в разноцветную мексиканскую одежду. Они напоминали часовых, обходящих свою территорию: шли явно знакомым маршрутом, но с опаской. Сначала мы хотели окликнуть эту парочку, но как-то засомневались, что это не местные бандиты. Поэтому дальше пошли не по тропе, а прямо по лесистому склону горы, стараясь не шуметь. Дело близилось к полудню. Сильно хотелось есть. Ладно, хоть часто попадались ручейки, так что мы хотя бы напились и набрали воды в найденную пластиковую бутылку. Я хромал, но нога была перетянута оторванным рукавом моей олимпийки, так что кровь не шла, и я терпел, стискивая зубы во всех смыслах.

Дойдя до места, где была припаркована лодка, мы вновь остановились. Микола сползал к воде на разведку, и, вернувшись, сказал, что увиденное его поразило. Ну, раз нечто удивило даже Миколу, то сам бог велел на это посмотреть! И мы, спустившись вниз по склону, выглянули из-за деревьев.

Метрах в ста от берега чуть возвышался над водой небольшой, поросший осокой и камышом, островок. Рядом с ним из воды торчал плоский камень красного цвета. Красным он был от крови. На камне лежали, судя по всему, человеческие внутренности, а бывшие обладатели этого ливера висели, распотрошённые, на ветках близстоящих деревьев, как пальто, переброшенные через руку. И почти все, штук двадцать, были одеты в солдатскую форму. Выше трупов, на деревьях, с обожравшимся видом, сидели какие-то лысые мрачные птицы и смотрели то на нас, то друг на дружку, то на стаю шакалов на том берегу.

–То-то я и думаю: почему пиндосы нас тут не ловят! Видать, по той трассе у них граница. А это – нарушители. Суровые парни, эти ацтеки! Пойдём-ка от греха подальше! – старпом ошарашено глядел на жуткое зрелище.

А я снова уловил знакомый запах тлена, и мне сделалось дурно. Мужики хотели умыть меня из озера, но я попросил их этого не делать, а дотащить меня до ближайшего ручейка. Вода в озере мне представлялась морем крови, и после вчерашних событий и ранения на меня раз за разом накатывали спазмы дурноты.

–Да-а! – протянул Микола. – Погранцы тут – что надо. Не бывший ли мой начкар Гена тут трибуналом командует? Хотя, индейцы его бы отсюда за жестокость через неделю выгнали.

Мы шли весь день, но так и не добрались до цели. Если бы не моя нога, двигались бы мы, конечно, быстрее. Так что я предложил мужикам меня добить. Шутку оценил только Микола. В итоге вновь пришлось переночевать среди камней во мху.

Когда стемнело, мы выбрали местечко поукромнее, потыкали палками вокруг, расшугали змей и многоножек, попили из ручья и решили устроить привал. Ночью по склону горы идти было небезопасно во всех отношениях.

–Солнце спряталось за ели, значит моряки поели! – устало сымпровизировал старпом, вытягивая ноги и морщась от боли в коленях. – Жаль, что мы не коровы. Травы – пароход, а ларька с пивом и сосисками – ни одного! Не-ет, Америка мне и раньше не нравилась, а теперь я её вообще видел на корню! Как тебе пляж с красотками, Володя?

Будь на моём месте прежний Я, он бы сразу запричитал, заплакал, обвинил во всём маму, бога, президента, каждые пять минут жаловался бы на голод, боль и усталость. Но я чувствовал, что от прежнего меня действительно остались только стёртые тапки, да и жаловаться – только самого себя травить. А так – зубы стиснул, протерпелся, отшутился – оно, вроде, и себе легче, и окружающим не в напряг. Поэтому я присел на здоровой ноге, неуклюже завалился на траву задницей и процедил:

–Вы не в моём вкусе, девушки! Жуйте свою траву и мычите тише, пока скальпы на месте!

Эту шутку оценил уже Сергей. Он глянул на Миколу, покачал головой и уважительно прошептал:

–КГБ! Это тебе не в тапки ссать! Ладно, спокойной ночи всем!

Он тут же уснул, а я снова уставился в небо. Нога болела, рана токала и начинала чесаться. Я уложил ее, как мог, боль стала понемногу стихать, но уснуть сразу было не судьба. Тут я увидел, что Микола, этот заросший под Карла Маркса гений чистой красоты с клешнями вместо рук и двустволкой вместо глаз, тоже смотрит в небо, проглядывающее сквозь пальмы.

–Микола, не спишь? А