Микола улыбнулся внутри бороды, и стал рассказывать:

–Я как на южную границу пришёл салабоном – попал зараз на заставу к Гене. Мы там наркокурьеров ловили по горам да по долам. За день километров тридцать-сорок по горам на жаре протопаешь, караван поймаешь, а Гена потом пленных отпускал. Приводим на заставу духа. Он от нас отстреливался, камни с высоты кидал, товарища ранил – а Гена с ним побеседует вежливо, головой своей лысой обожжённой в броневике покивает, потом говорит: «Уважаемый! Мы вас больше задерживать не имеем права. Иначе это нарушение международного закона номер восемь дробь одиннадцать, пункта третьего. Товар как незаконный конфискуем, а сами вы свободны. Пойдёмте, я вас провожу». Меня такая обида брала! Провались ты, думаю, со своим пунктом третьим! Мы под пулями ходим, а он этого врага за ручку проводит, через пять минут возвращается и как ни в чём ни бывало рапорт начальству строчит. Так он с дедами мне полгода лапшу вешал, пока не сказал, чтоб я вместе с ним не пошёл очередного бабая проводить. Довёл того до тропки, вперёд пропускает, мол – только после вас. И только за спиной оказался – штык-нож достаёт – и в темя тому – тресь! Голова – не поверишь! – как арбуз спелый развалилась. Никогда бы не подумал, что нож в голову по рукоятку можно засандалить! Гена труп – с обрыва, а мне говорит так спокойненько: я удары разные нарабатываю. И тебе советую. Где ещё так потренируешься? Ты теперь у нас уже не салабон, товарищ Понедельник, а карась. Так что начинай тренироваться, чтоб, когда дедом станешь – рубил этих сволочей, как товарищ Будённый – польских панов, в один удар. Сперва страшно было. Втроём тыкаем его ножами, а он визжит на весь аул. Скандал вышел. Местные сказали, что мы можем тут свинину кушать, если хотим, но чтоб резали поросят в другом месте. С тех пор я всех душить стал. Чтоб международный пункт третий не нарушить. Хошь – пальцами, хошь – локтем, хошь – ногами. Тихо, культурно, кровь потом не отстирывать. Не то, что Гена – живодёр. Кстати, он вышел на пенсию, сейчас работает под Иркутском физруком в сельской школе. Написал мне в чате, что когда бычков в ноябре забивает – вся деревня смотреть приходит. Врёт поди! Там и без него головорезов полно.

Рассказ меня успокоил так, что я уснул лишь под утро. Всё думал о превратностях судьбы и понял, что жизнь приспичит – и соловьём запоёшь, и локтями душить научишься. И ещё подумалось: «Странно, что я ещё жив! И ведь жив только благодаря «Ругеру», который подарил мне американец Бэнкс. Чудны дела твои, Господи!»

Только на другой день к обеду мы вышли на опушку леса. Горная цепь понижалась и уходила левее. Справа, заслоняя собой океан, стояли жилые дома и какие-то ангары. Оказывается, всё это время мы шли вдоль пригорода Сан-Диего, который плавно переходил в мексиканский город Тихуана. Линия границы представляла собой километровую полосу отчуждения с рядами колючей проволоки и вышками с двух сторон. С той и другой стороны стояли палаточные городки. Только здесь был цыганский табор, а там – строгие ряды зелёных, выгоревших на солнце однотипных армейских палаток. Сразу за ними – ещё ряды колючки, за которыми начинались жилые малоэтажные кварталы. (Что-то типа наших дачных посёлков, до которых ещё можно добраться на рейсовом автобусе, но большинство уже предпочитает электричку.) Вблизи я разглядел несколько машин с пулемётами, а вдали, в мареве горячего шевелящегося воздуха, на фоне пригорода Тихуаны, стояли вкопанные по башни бронетранспортёры и танки с зелёно-бело-красными флагами на броне.

–Вот не думал, что наступит день, когда я буду так хотеть в Мексику! – заметил старпом. – Как же нам туда пробираться? Шлагбаум вижу только один. Может, есть ещё где-то? Только граница тут – три тысячи вёрст. Идти проверять – как-то долго может получиться. Если нас тут собаки ждут, то около него мы и вляпаемся. В шаге от цели. Обидно будет!

–Я сгоняю в разведку! – предложил Микола.

–Нет, сидите тут, и не высовывайтесь. У тебя морда больно приметная. А у седого – нога. Так что пойду я. Через час не вернусь – действуйте тогда сами!

Он вышел из-за кустов и неторопясь направился под гору мимо джипов к палаточному городку. Возле палаток толклись люди, валялись велосипеды, стояло несколько гражданских автомобилей, впряжённых в пыльные фургоны. Сергей дошёл до городка и потерялся среди пёстрой толпы.

–Господи, помоги старпому! – прошептал я, а потом обратился к Миколе: – Слушай, чего вы меня в седого окрестили? Я же не седой! Просто башка грязная. Клички – это для тюрьмы хорошо.

–Извините, товарищ майор! Виноват! У нас на флоте часто по кличкам зовут. Никто и внимания не обращает на такие мелочи.

–Да ну тебя! – махнул я рукой.

В лагере ничего интересного не происходило. Между сотней разномастных палаток и автофургончиков сновал туда-сюда народ. Вонь, мухи, несчастные лица. Со стороны города подъехал грузовик. Мы, было, напряглись, но из грузовика начали выгружать упаковки с водой и консервами, мешки, бочонки. Люди встали в очередь, кто-то выкрикивал имена, где-то началась ругань. Из одного джипа с пулемётом вылез солдат. Я глянул на него повнимательнее и спокойно вздохнул: этот был не в бандане, а в каске, сутулился, потел, снимал каску, вытирался платочком, потом аккуратно складывал платочек вчетверо и убирал в нагрудный карман. Всё его существо излучало неуместную интеллигентность, годы сидения за монитором в какой-то конторе, полный пофигизм и усталость. Он просто ждал конца смены, а не сидел в засаде с пальцем на курке. Поэтому, когда в десяти метрах мимо него в обратном направлении прошёл старпом, солдат на него даже не посмотрел.

–Идёт! Ура! – я ткнул бородатого в рёбра.

По довольной морде старпома за версту было ясно, что наши неприятности остались позади. Он ещё издалека помахал нам рукой, и мы пошли навстречу.

Пока втроём мы пробирались к шлагбауму через лагерь беженцев, Сергей сообщил, что на той стороне нас давно ждут. Оставшиеся в живых китайцы с мексиканцами добрались-таки до границы и предупредили коменданта, что сзади идут ещё бойцы с американским империализмом. Наша группа тоже благополучно прибыла в Тихуану, и благодаря заботам мексиканских сокамерников, не кормит мух перед границей и не отправилась в фильтрационный лагерь, как это делают со всеми белыми, а живёт в приличной гостинице и ждёт нас.

Мы подошли к