интересам. Фашистская идеология основывалась на национализме. Борьба с национализмом. 2. Проявление чувства национального превосходства, идей национального антагонизма, национальной замкнутости [Кузнецов 2002: 608]. Многозначность слова по-разному отражена в словаре А. П. Евгеньевой и С. А. Кузнецова: у последнего слово связано с отрицательными коннотациями. Только отрицательно маркированное значение описывает также и «Толковый словарь иноязычных слов»: Идеология и политика, направленные на разжигание национальной вражды путем утверждения превосходства одной нации над другими [Крысин 1998: 465]. Отменим, что важное для понимания интерпретации значения слова противопоставление национализм / интернационализм отражено только в словаре Д. Н. Ушакова, но не эксплицировано в более поздних лексикографических изданиях. Динамика изменения значения отражена в «Большом энциклопедическом словаре»: идеология и политика в национальном вопросе, основа которых — трактовка нации как высшей ценности и формы общности. В 19–20 вв. Н. выступал как мощная объединяющая сила в борьбе за нац. освобождение в Европе, а затем в Африке, Азии и Лат. Америке. Сопровождаемый идеей нац. превосходства и нац. исключительности, нередко принимает крайние формы (шовинизм), сближается с расизмом и ведет к острым внутр. или межгос. конфликтам [Большой энц. словарь 1997: 788]. С падением системы колониализма семы борьбы за национальное освобождение и связанные с ними положительные коннотации отходят на второй план, что и отражает «Большой толковый словарь». Как видно из приведенных толкований, Веллер ориентируется на второе значение в словаре под редакцией А. П. Евгеньевой, вышедшем в первом издании в начале 1960-х. Более поздние словари С. А. Кузнецова и Л. П. Крысина это значение уже не фиксируют.

Веллер по-новому актуализирует антонимию национализм / интернационализм, связывая второе понятие с получением образования и приобретением недвижимости за рубежом.

(6) Нынешний российский национализм — это обострение инстинкта самосохранения страны. Потому что российская элита, так же как французская, немецкая, американская, она интернациональна еще в большей степени… [Веллер 11.09.2016].

К сигнификативным манипулятивным приемам мы относим также создание контекстной синонимии (пример 7) и апелляцию к наивному семантизированию (пример 8). В примере 7 сближены понятия националист и патриот, и второе из них можно интерпретировать как семантический предикат. Публицист также предлагает собственное толкование значения слова национализм, избегая, однако, модусной рамки, которая позволяла бы адресату однозначно интерпретировать высказывание как его субъективное мнение.

(7) те, кого называют националистами, в общем, они неотделимы от патриотов [Веллер 28.08.2016].

(8) Так что сегодня национализм означает, что прежде всего должно быть хорошо народу, ибо любой классический национализм во главу угла ставит интересы своего народа, а уже как будет устроено государство, какие там будут порядки — а как будет лучше народу. Вот такая народная система рассуждений [Веллер 11.09.2016].

Подведем итоги. Признаки манипулирования обнаруживаются в ряде приемов в представлении экстралингвистической ситуации: 1) снятое противопоставление, искажающее соотношение социально-политических предпочтений; 2) игра с модальностью — изменение статуса ситуации и попытка возможное событие показать как действительное; 3) создание некорректных аналогий при подмене социально-политических ситуаций психологическими, а мировоззрения — социальной ролью. Что касается сигнификативного плана, это следующие приемы: 1) эллипсис маркеров мнения; 2) апелляция к неактуальному значению слова; 3) создание контекстной антонимии и 4) синонимии; 5) представление субъективного авторского толкования семантики слова как наивного, присущего носителям русского языка.

Литература

Андреева Г. М. Социальная психология. — М., 1994. — URL: file://F:/ARCHIVE_COMP/My%20Documents/PSYHOLOGIA/andrg01Zindex.htm

Берн Э. Люди, которые играют в игры. — М., 2014.

Блакар Р. М. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. — М., 1987.

Болинджер Д. Истина — проблема лингвистическая // Язык и моделирование социального взаимодействия. — М., 1987. С. 23–43.

Вайнрих Х. Лингвистика лжи // Язык и моделирование социального взаимодействия. — М., 1987. — С. 44–87.

Демьянков В. З. Языковые техники манипуляции в СМИ и гигиена чтения // Язык и дискурс СМИ в XXI веке: Тезисы выступлений на заседаниях круглого стола с международным участием (Москва, филол. фак. МГУ имени М. В. Ломоносова, 9-10 сентября 2016 г.) / Под общ. ред. М. Н. Володиной, И. М. Кобозевой. — М., 2016. — С. 25.

Доценко Е. Л. Психология манипуляции. — М., 1997.

Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. — М., 2007.

Кон И. С. Социология личности. — М., 1967.

Копнина Г. А. Речевое манипулирование: учеб. пособие. — М., 2007.

Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Язык и моделирование социального взаимодействия. — М., 1987. — C. 126–172.

Левин Ю. И. О семиотике искажения истины // Избранные труды: Поэтика. Семиотика. — М., 1998. — С. 594–605.

Николаева Т. М. «Лингвистическая демагогия» — мощное средство убеждения коммуниканта // Николаева Т. М. От звука к тексту. — М., 2000. — С. 155–161.

Паршин П. Б. Речевое воздействие // Кругосвет. — URL: http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/RECHEVOE_VOZDESTVIE.html?page=0,4

Шостром Э. Человек-манипулятор. Внутреннее путешествие от манипуляции к актуализации. — М., 2008.

Веллер М. Подумать только (выпуск 11.09.2016) — URL: http://echo.msk.ru/programs/just_think/1835924-echo/ (выпуск 11.09.2016).

Веллер М. Подумать только (выпуск 28.08.2016) — URL: http://echo.msk.ru/programs/just_think/1827670-echo/

Словари

Большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С. А. Кузнецов. — СПб, 1998.

Большой энциклопедический словарь. — М., 1997.

Крысин Л. П. Толковый словарь иноязычных слов. — М., 1998.

Словарь русского языка / под ред. А. П. Евгеньевой. Т. 1–4. — М., 1985–1988.

Толковый словарь русского языка / под ред. Д. Н. Ушакова: в 4 т. — М., 1996.

Л. О. Чернейко (Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова)

Мера ответственности субъекта речи в медиапространстве

Заявленная конференцией тема представляется актуальной для современного этапа развития русскоязычной культуры, который характеризуется наличием выработанных социумом свобод и, в частности, свободой слова, рассмотренной не в статусе идеала, а как существующая социальная практика. Однако сам феномен свободы слова ставит перед каждым членом общества и перед обществом в целом и лингвистические, и нравственнофилософские проблемы. Категории Добра и Красоты связаны друг с другом, а, например, в эстетической концепции И. Бродского, изложенной им и в его Нобелевской лекции, и в других философских эссе, «эстетика — мать этики», а понятия «хорошо» и «плохо» относятся им к разряду эстетических, «предваряющих этические категории “добра” и “зла”» [Бродский 1992: 186]. В этой непростой философской триаде Добро-Красота-Истина особое значение приобретает выделение и решение такой сугубо практической, можно сказать, дидактической задачи, как «воспитание чувств», а особенно вкуса, проявляющегося прежде всего в речевом этикете — выработанном и принятом социумом «дресс-коде» мысли на определенном этапе развития его культуры…

Свобода слова дает человеку возможность выразить себя, но уже в таком социальном пространстве, которое характеризуется высокой степенью неопределенности, обусловленной размытостью границ дозволенного и запрещенного. Хотя вопрос о подведении телевидения и радио под понятие «электронные СМИ», изначально закрепленного за интернет-СМИ, являетсядискуссионным (например: [Чикунов: Эл. ресурс 2016] и др.), многие исследователи,