Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы идеально подходим друг другу. Молоко и кофе. Снег и огонь… Инь и янь…
– Закат и рассвет. Энджи, я это всегда знал. И еще… Лика, я боюсь навредить тебе. Малышу.
– Не бойся. Противопоказаний нет.
– Тогда тебе придется взять самой, – поворачиваюсь на спину и притягиваю Лику к себе. Приподнимаю ее бедра и аккуратно насаживаю Эндж на себя, кусая губы от нетерпения. Стоит ли сомневаться, что ее алебастрово-светлые бедра идеально смотрятся на фоне смуглых моих?
– Я тоже тебя люблю, Джордан, – шепчет Лика, а я ловлю ее стон. Впитываю долгожданные слова, предназначенные только для меня…
– Энджи, посмотри мне в глаза и скажи еще раз.
– Люблю тебя, Джордан Осборн.
Лика.
Я не хочу просыпаться... Прыгать с разбегу в прорубь реальности, собственными руками разрушая хрупкое, как майская паутинка счастье. Кажется, оно ненадолго... наше счастье. Эфемерное, призрачное, как воздушный шарик, коснись его – лопнет, оставив после себя облако боли... Не верю! Не могу поверить, что все закончилось. Не может быть все так просто…
Любить и парить над миром, раздражая его своим счастьем… Тонуть в шоколадных глазах и плавиться в любимых руках.
Джордан чувствует затаенную в глубине моего сердца печаль. А что я могу? Только отшутиться, сославшись на беременность? Из-за нее мое настроение напоминает качающийся на волнах корабль.
Тихон Боровицкий вправду оказывается классным мужиком. Крепкий, бородатый, он больше походит на священника, чем на серьезного продюсера и бизнесмена. Мы встречаемся в студии на следующий день, обговариваем рабочие вопросы, выполняем поручение Идеи Георгиевны сделать подробный фотоотчет. А потом Джо рассказывает обо мне… да еще так… В общем, так хорошо только о покойниках говорят. И умница я, и красавица, и пою здорово, и разными голосами могу говорить. Тихон улыбается, слушая душещипательный рассказ, а Поночка смахивает скупые слезинки, глядя на нас, и повторяет на репите: «Счастливая ты, Личка. Какая же ты счастливая!»
Боровицкий просит меня озвучить несколько эпизодов из популярных голливудских фильмов и просит спеть любое произведение по моему выбору.
Я смотрю на Джо, и все, что приходит на ум – песня Мари Краймбрери «Океан»…
н
– Добро пожаловать в школу дикторов Виктории Боровицкой! – торжественно объявляет Тихон, когда я заканчиваю петь. Мое тихое трогательное «спасибо» тонет в громких аплодисментах. Корабль настроения еще сильнее качается на волнах сомнений, бьется о берег неуверенности и страха. Того гляди, вовсе разобьется… Но я держусь… Улыбаюсь любимому, благодарю Тихона за возможность обучаться в одной из самых лучших московских школ дикторов, радуюсь вместе с Улечкой, гуляю по Питеру, впитывая атмосферу города, разбавляя ею собственные дурные предчувствия.
Мы возвращаемся в Москву поздним вечером. Джо не отлипает от меня – обнимает, держит за руку, успокаивает. Ничего не могу поделать с собой – озираюсь по сторонам, ожидая увидеть выскочившего из-за угла Иосифа Казанцева. Или Виктора, притаившегося в подъезде… Все дни я провела в чудовищном напряжении. Готова ли я к встрече с прошлым? Ожидание мучит меня куда больше, чем предполагаемая встреча.
– Поедем ко мне, Энджи? Забирай вещи и сегодня же переезжай, – решительно произносит Джо, когда мы ступаем на московскую землю.
– Нет, Джордан. Пока я не разберусь со всем… Да и ты… И твои родители, они ведь против меня? – отвечаю надломленным голосом.
– И что? Твои тоже против. Лика, не глупи, поедем ко мне?
Я соглашаюсь. Обещаю Улечке не опоздать на работу и еду в квартиру Джордана.
Ворую у судьбы еще одну ночь счастья, представляя, что так будет всегда… Я, он и наши дети. И никого вокруг – непонимающих родителей, бывших, Мии и желтой прессы. Никого – только мы – счастливые и любящие.
Я впервые готовлю Джордану завтрак: жарю яичницу-глазунью, нарезаю сыр и огурцы, варю кофе. Принимаю его благодарность и порцию страстного обжигающего секса прямо на кухне.
– Я люблю тебя, Энджи… Когда ты уже успокоишься? Ты веришь мне?
– Д-да…
– Неуверенно звучит. Одевайся, поедем к Хапаеву – юристу Осборнов. Он составит заявление на развод. Имущество не трогай, не нужно оно тебе. – Погрустнев, поизносит Джо. – Ты можешь развестись без согласия Виктора.
– Знаю. А имущество… Я и не собиралась. Мне нужно сначала на радио. Меня ждет Идея и…
– Когда ты сможешь приехать? – тронув мою щеку подушечками пальцев, ласково спрашивает Джо.
– После обеда.
– У меня тоже сегодня сумасшедший день. – Качает головой Джордан. – Приезжай, пообедаем вместе.
Он надевает костюм и белую рубашку, целует меня на прощание, оставляя хрупкое ощущение покоя. Оно живет совсем немного времени – ровно до того момента, пока я сама не покидаю квартиру Джо. Принимаю душ, пью чай и выпархиваю на улицу, торопливо застегивая пуговицы весеннего плаща. Меня останавливает грубая хватка… Локоть сжимается, словно тисками. Прежде чем поднять взгляд, слышу едкое:
– Ну здравствуй, Анжела Пирогова. Я думал сто лет буду ждать, пока он свалит! Твой черножопый трахаль!
– Витя, перестань, – хриплю, стараясь вырваться. – Я не боюсь тебя! Не боюсь, слышишь? И развестись могу без твоего согласия.
– Это мы еще посмотрим, – цедит он сквозь зубы.
Мне хватает секунды, чтобы разглядеть мужа: свежий, трезвый, привлекательный и полный сил бороться. Только за что? За мое прощение или… Виктор угадывает мой немой вопрос и меняет тон на снисходительный:
– Я все про тебя знаю. У тебя есть то, что принадлежит мне. – Он опускает взгляд и вонзается им в мой живот.
– Это ничего не значит! Ребенок не от тебя.
– Ложь, куколка. А у твоего Джо есть то, что дорого ему – маленький мальчик. И если ты не сделаешь то, что мне нужно, Мэйсон пострадает.
– Ты… ты чудовище! – шиплю я. – Я все расскажу Джордану. Все! О твоих угрозах и…
– И об этом расскажешь? – Виктор вытаскивает из-за пазухи папку. – Здесь компромат на тебя.
– Что там?
– Держи, ознакомишься на досуге. Там копия. А здесь, – он достает из портфеля другую папку и потряхивает ею перед моим лицом, как косточкой перед собачьей мордой, – договор о расторжении брака и разделе имущества. Сделаешь то, что мне нужно – получишь мирный развод. А нет… рожать будешь в тюрьме, а ребенка заберу я, как благонадежный отец.
– Витя, ты бредишь. Какая тюрьма? Ты с ума сошел от пьянства!
– Ознакомься с компроматом, милая. Жду звонка. В обед я свободен. Звони, пообедаем в «Колосе» на Большой Дмитровке. Все обсудим. – Он всучивает мне папку и скрывается в толпе прохожих…