Над головой митрополита тучи стали чернее черного.

Вскоре после казни боярина Федорова в Соловецкий монастырь выехали царские люди, чтобы разузнать о настоятельских делах владыки. Во главе следственной комиссии стоял суздальский епископ Пафнутий, членами архимандрит Феодосий, дьяк Дмитрий Пивов и князь-опричник Василий Темкин-Ростовский.

Соловецкий игумен Паисий наговорил много ложного на митрополита. За усердие ему обещали епископский сан.

Обвинительный акт, составленный на многих ложных показаниях, глава следственной комиссии епископ Пафнутий отказался подписать.

Опричники немало потрудились, собирая отцов православной церкви на собор. Кого купили деньгами и повышением в должности, а кого припугнули тюрьмой и смертным страхом.

Наконец собор был созван. Нашлись завистники и клеветники. Игумен Паисий и духовник царя Ивана благовещенский протопоп Евстафий превзошли в подлости, доносах и клевете всех остальных.

Митрополита на собор не допустили.

4 ноября собор постановил лишить владыку святительского сана. Однако царь Иван приказал ему служить обедню в день архангела Михаила.

6 ноября казанскому архиепископу Герману, стоявшему на соборе за митрополита, отсекли голову.

В этом году зима вступила в свои права рано. Целую неделю шел снег. Держались морозы, и по Москве наладилась санная дорога.

Наступил назначенный Михайлов деньnote 43 . В Успенском соборе началась служба. Митрополит Филипп в полном облачении стоял перед алтарем. Народу было много, так же, как весной, в памятное воскресенье. И так же, как тогда, в храме появились опричники в черных одеждах. Боярин Алексей Басманов прервал службу, объявил царский указ о низложении Филиппа и велел читать постановление церковного собора.

Люди, заполнившие церковь, застыли в ожидании. Дьяк Андрей Щелкалов, твердо выговаривая слова, раздававшиеся в церкви подобно ударам молота, читал бумагу. Собор обвинил митрополита Филиппа в порочном поведении, скаредных делах и лишал его святительского сана. По церковным законам он должен бы быть посажен в деревянную клетку и сожжен живым. Но духовенство, участвовавшее в соборе, просило царя заменить огневую казнь вечным заточением в монастырской темнице.

— Отселе Филипп не будеши митрополит и священная да не действуеши, но будешь яко простой монах, — закончил дьяк Щелкалов.

С последним его словом опричники вторглись в алтарь. Малюта Скуратов, грязно ругаясь, два раза ударил Филиппа кулаком в лицо. Сорвал с него святительскую одежду, сбил с головы митру. А Василий Грязнов напялил на него старую монашескую рясу в заплатах и дырах. Голову покрыл шутовским колпаком.

— Вон из церкви, — орали опричники, — изменник государев!

Разжалованный митрополит в срамной одежде показался из алтаря и, пошатываясь, направился к выходу. Удары Малютиного кулака ослепили его, он двигался, ничего не видя, натыкаясь на людей. Опричники подгоняли его метлами. В церковной толпе роптали, многие пытались собой заслонить владыку. Из паникадила вывалилась оплывшая свеча и упала в толпу. Кто-то испуганно вскрикнул.

— Государя боитесь, а бога надо больше бояться, — неожиданно громко сказал митрополит, — прискорбны и паскудны дела ваши, опричники.

Когда он вышел на площадь, полупьяный князь Михаил Черкасский заковал его в железные цепи.

Неподалеку от церковных дверей стояла старая кобыла с облезлым хвостом, запряженная в мужицкие дровни. Опричники с воем и криками бросили на них старика. Малюта Скуратов и Василий Грязной сели сзади, и ездовой ударил сапогами по ребрам тощей кобылы. Люди выбегали из дверей храма, бежали вслед за дровнями и просили у старика благословения.

Владыку везли узником в монастырь Николы Старого на Никольской улице. По приказу царя ему приготовили место в скотном хлеву на смрадной соломе.

Ночью царь Иван долго молился. Спальники у дверей дрожали от страха, слыша тоскливые вопли царя, распевавшего покаянное:

Труба трубит,

Судья сидит.

Животная книга

Раскрывается…

Увы мне грешному, горе мне окаянному, ох мне скверному…

11 ноября митрополитом всея Руси был торжественно избран архимандрит Троице-Сергиева монастыря Кирилл.

Уставший от многих забот, царь Иван уехал в Можайск отдыхать и охотиться на зайцев.

На деревню Федоровку опричники нагрянули рано утром. Дома содрогались от топота конских копыт, выстрелов и громких криков:

— Гой-да! Гой-да!

В черном шелковом стихаре, окруженный знатными опричниками, появился царь Иван. Под его одеждой серебрилась кольчуга, на голове торчал высокий шишкастый шлем.

Посреди широкой улицы стрельцы поставили дубовую колоду, привезенную на особой телеге, положили на нее топор с короткой ручкой.

Опричники выгнали на улицу мужиков. Дьяк Дмитрий Пивов зычным голосом прочитал царский указ о изменных делах боярина Ивана Петровича Федорова.

Испуганные царским наездом мужики молчали.

Царь Иван вынул саблю из ножен и поднял ее кверху. Две сотни опричников, потрясая оружием, бросились в толпу.

Видя неминуемую смерть, мужики стали отбиваться. Некоторым удалось вырваться из рук палачей. Тогда их догоняли всадники и рубили саблями.

Царь по-татарски сидел в седле и, подбоченясь, следил за казнями. Ноздри орлиного носа вздрагивали, глаза расширились…

На улицу выбежали мужицкие жены и, упав на колени, с плачем молили царя о милости. Со всех сторон слышалась бабья голосьба.

— Помилуй наших мужиков, великий государь, — кричали женщины, — не виновны они! А мы без них с голоду умрем вместе с детками!..

Поправив дрожавшей рукой сползший на глаза шлем, царь мигнул опричникам, и мужицких жен, осмелившихся просить за мужей, выпороли плетьми у него на глазах.

— Гой-да, гой-да! — кричали опричники.

Более двух сотен крестьян опальной деревни казнил царь. Мужичьи головы, как арбузы, валялись на залитой кровью площади.

Дошло дело и до мужицких жен. Всех баб и девок опричники выволокли из домов, сорвали с них одежду и заставили ловить кур, выпущенных из корзин у ног царского коня.

— Стреляй по оленям! — закричал царь.

Он поспешно вложил в лук стрелу и первый выстрелил в обнаженную женщину. С дикими криками и свистом опричники стреляли из луков в орущих от страха и боли женщин, словно охотились за дичью.

Разъяренный бабьими воплями, из ближней избы выскочил высокий косоротый мужик в длинной рубахе и бросился на первого попавшегося на глаза карателя. Он подступал скоком, сжав в руках рогатину. Опричник выхватил саблю и стал отбиваться.