— А что делать с подозреваемым? — интересуется все тот же писарь-любитель пыток

— Как обычно — пожимает плечами досин — В тюрьму!

— Никак нельзя. По приказу господина коор-бугё Киото Ёсикуни Хатакэяма все тюрьмы на период эпидемии черной смерти закрыты.

— Болезнь закончилась!

— Но тюрьма Кодэматё все еще не работает.

— Вот незадача.

— Могу предложить отдать сумасшедшего под надзор моего брата, квартального старшины.

— Не сбежит?

— О нет! Мой брат приставит к нему своих сыновей.

— Ну что ж. Быть по сему.

В постоянстве — сила.

Яп. пословица

— Э-э... Мумэ-сан! Неправильно ты ведро вытягиваешь. Спиной, спиной работай — Микуни встал на мое место и тут же на собственном примере показал, как нужно поднимать из выгребной ямы ведро с отходами.

Как во всяком деле, у золотарей тоже были свои тонкости. В первый же трудовой день, обозвав, для краткости Мумэ, т.е. Безымянный, меня начали учить всем премудростям ассенизаторского дела. Микуни с двумя взрослыми сыновьями и тремя внуками-подростками оказались вовсе не такими тиранами, как мне почудилось при первом знакомстве. Жизнерадостные, активные, с шутками и прибаутками — семья золотарей обслуживала целый квартал Киото. Больше тысячи домов, торговых лавок обращались к Микуни за услугами по очистки туалетов, помойных ям... Платили очень хорошо — десять медных мон за заказ. Я сначала подумал, что семья Микуни — из "хинин"[54], однако это оказалось не так.

Каста неприкасаемых имела дело исключительно с убоем скота, обработкой кожи — вообщем со всем тем, что запрещалось буддизмом. Уборка отходов религией не порицалась, а только приветствовалась. Очевидно, что высокая плотность населения Японии, диктовала свои правила и это находило отражение и в вероучении.

Во-первых, культ чистоты и личная гигиена. Наш рабочий день начинался вовсе не с молитвы, а с приема горячей ванны в деревянной бочке с железным дном. В бане надо было самому себя варить, подкидывая дрова. Мыться в такой ванне — занятие опасное. На дно таза ставится маленькая деревянная табуретка, чтобы сидеть на ней. Не дай бог нога или попа соскочит с табуретки — коснешься раскаленного на открытом огне дна таза и вместо помывки — беги лечить ожог.

Мужчины и женщины мылись вместе. Впрочем разглядеть что-либо из-за пара было трудно и мало кто смущался подобной совмещенными омовениями. После бани все члены семьи чистили зубы мелким песком или мелом. Для этого использовались расщепленные на мелкие волокна веточки ивы, которая, как я понимаю имеет еще и бактерицидные свойства. По крайней мере, уже через пару чисток у меня перестала выделяться кровь из десен. Вместо мыла и мочалки семейство Микуни, впрочем, как и все их соседи применяли многоразовые мешочки с зерновой начинкой, смоченные в растворе золы.

Во-вторых, экологическое мышление. Оно тоже родом из жизни "на головах" и буддизма. У японцев даже есть специальное слово — моттаинай, т.е. "все в дело", "жалко не использовать". Мало какой город может сравниться с нынешним Киото по степени утилизации всего чего только можно. Старая бумага, тряпки, пришедшая в негодность одежда — продаются старьевщикам, которые раз в неделю обходят все дворы и скупают ненужное. Вещи, пришедшие в абсолютную негодность — идут на топливо. И даже сгорев в очаге, золу выгребают и реализуют за приличные деньги. Ведь зола это и щелочная подкормка для плодовых деревьев, и добавка в гончарном деле, и закрепляющее средство при окраске тканей. Даже для производства сакэ нужно это вещество.

Фекалии? Тоже не извольте беспокоиться. Все то, что мы с Микуни и сыновьями выгребаем из помоек — отправляется крестьянам на удобрения. Разумеется, тоже не бесплатно. Более того, в период нереста сельди золотари Киото скидываются и скупают у торговцев нереализованные остатки гнилой рыбы. Сваливают ее в чаны и вываривают. После чего давят жир для светильников. Остатки сушат и опять продают на удобрения.

Чинится все. Старые и сломанные зонты, фонари из бамбука, посуда, обувь, одежда. Самые распространенные лавки в торговой части Киото — ремонтные мастерские. Девушка из небогатой семьи может не уметь ни читать, ни писать, но без портняжной шкатулки замуж ее никто не возьмет. При мне невестки Микуни сначала перешили верхнее, износившееся кимоно в спальное, нижнее. Затем на следующий день старую накидку деда переделали в детскую одежду для внуков, которых у главного золотаря насчитывается аж шесть оглоедов.

— Перерыв! — крикнул Микуни-сан

— Ансокуи[55]— вторит ему старший сын, крепыш Цуки

Мы четверо валимся прямо у выгребной ямы харчевни, заказ на очистку которой наш босс принял еще вчера вечером. Любопытно, что основные заказы поставляют золотарям домоуправы — оя. Большинство горожан — выходцы из крестьян и не могут себе позволить жить в отдельном доме. Поэтому обитают в многоквартирных бараках, где жить — дешевле. Домоуправы не только собирают квартплату с жильцов, следят за жилплощадью, но и занимается всем тем, чем и их коллеги управдомы спустя пятьсот лет. Моральное состояние жильцов, доведение указов властей, надзор за криминальными элементами ("бабушки у подъезда") — нет таких дел, которые не по плечу оя. И, разумеется, различные законные и полузаконные приработки. Одним из которых была плата за возможность вычистить туалеты. Этот вид отката на ассенизаторском заказе называется "моти" и связан с рисовыми лепешками моти, которые японцы пекут под новый год в качестве подарков. Именно под конец года у золотарей — самое горячее время. Горожане чистят дома, убираются в комнатах, а управдом получает свою мзду. Про нее говорят: "Из задниц квартирантов — на рисовые лепешки домоуправу".

Припекает солнышко, запашок вокруг ямы стоит соответствующий, но принюхавшись — можно жить.

— А ты, Мумэ-сан, крепкий парень — подмигнул мне Микуни, прикладываясь к тыквенной фляжке — Нос не воротишь, работаешь справно. Так и не вспомнил, зачем начал бить почтенного Китигоро?

— Никакой он не почтенный — гнев на торговца человеческими органами опять вспыхнул во мне с прежней силой — Скоро император запретит этот бесчестный промысел

Микуни и оба его сына громко захохотали, начали лупить друг друга по спинам, приговаривая — О, да! Сын Неба обязательно заглянет к нам в Миягаву... Микадо не сможет пройти мимо лавки Китигоро-сана...

Вот идиоты! Император сидит прямо перед ними и скоро, очень скоро устроит владельцам человеческих кунсткамер Хиросиму с Нагасаки. Еще вчера ночью я мог убежать из дома Микуни — благо никто меня не связывал, а храпело семейство ой как сильно. Но природное любопытство заставило остаться. Ведь за три дня "похода в народ" я узнал в разы больше, чем за год, отираясь во дворцах и замках. Даже казалось бы такое неказистое дело, как удаление нечистот и то дало мне неплохой толчок в моих прогрессорских начинаниях.