Около конторского стола уже ждет господин. Хоть и в штатском, а выправка военная. Это уже и гадать не надо, откуда. Что же вам угодно, господин из Комитета?

— Здравствуйте. Слушаю вас…

Штатский удостоверение вынул, раскрыл, показал. Для верности еще и сам представился:

— Ротмистр Черемисов. По представлению губернского Комитета государственной безопасности прошу вас, господин секретарь, перевести дела за номерами триста шестьдесят восемь и триста девяносто три в разряд преступлений против народа и государства и пометить, что рассмотрение их будет вестись в особом, предусмотренном для такого случая порядке.

— Позвольте, ваше благородие, как же это? — Пальцы быстро перебирают папки с делами. — Я отлично помню: это же дела казнокрада Елатомцева и купца второй гильдии Смирнова, уличенного в поставках некачественной муки. Где же тут измена родине? Обычная уголовщина. К чему же тут особый порядок?..

Ротмистр слегка улыбается:

— Мне вас так и описали, господин секретарь. Горячий, увлекающийся, но дельный, знающий и учиться хочет… Вы пометочку-то поставьте, а вот далее… Вы, кстати, когда обедать ходите?

— В полдень, — непонятно, зачем спрашивает, но отвечать приходится. С господами из Комитета лучше не ссориться. — Тут за углом кухмистерская есть. Недорого и вкусно.

— В полдень, значит. — Черемисов щелкает крышкой часов. — Не позволите ли присоединиться?

— Сделайте одолжение, ваше благородие…

— В таком случае до встречи, господин секретарь…

…В кухмистерской гомон и сутолока. В воздухе разлито целое море запахов. Так, если взять пять, нет — шесть… семь… восемь кусков черного хлеба, то можно обойтись и без котлет. Тарелка щей с говядиной и восемь кусков черного хлеба. И еще три стакана чаю. Вот если есть так каждую неделю, тогда можно будет не только сходить с Олечкой в театр, но и подарить ту серебряную брошку, которая ей так понравилась. И еще останется на три книги: Оуэна, Писарева и «Жизнь Вольтера». А кому нужны эти котлеты? Прекрасно и без них обойтись можно…

— …Господин секретарь! Сюда!

Ротмистр Черемисов машет из-за стола у окна:

— Присаживайтесь, располагайтесь. — Он снова щелкает часами. — А вы точны. Это приятно. Уж не обессудьте: я чуть раньше пришел, вот и взял смелость на вас тоже заказать.

Канальство! Он же даже не котлеты взял! Мясо! Да еще самый дорогой гарнир — жаренный с грибами и луком картофель. Если завтра и удастся сэкономить, то дальше все равно придется выбирать: или брошь, или книги…

…Черемисов отпил из кружки с квасом:

— Знаете, господин секретарь, мне вдруг стало как-то очень грустно. Последний раз я так ел, когда вышел в полк. Еще подпоручиком. Боже, как же давно это было! Спасибо вам большое, что вытащили меня сюда!

Он улыбается, но не мне, а чему-то своему. Наверное, вспоминает свои юные годы. Он уже почти старик: ему, верно, около тридцати…

— …Вы не слушаете меня, господин секретарь?

А? Чего? Оказывается, пока я разглядывал его, он что-то там говорил, а я и прослушал! Неудобно-то как!

— Я говорю, что вы, скорее всего, рассчитывали на нечто большее, чем ежедневная монотонная рутина в канцелярии губернского суда?

— Нет, почему же — рутина? Среди дел иногда попадаются очень любопытные…

А ведь прав этот «гэбэшник», прав. Если не считать той забавной истории, когда пьянчужка укусил настоятеля городского собора за лодыжку, ничего любопытного в делах и нет. Обычные тяжбы, скучные разбирательства. И на судебных заседаниях ни разу не был. Только в канцелярии…

— А вы, господин секретарь, не хотели бы заняться чем-то более интересным? Ну, к примеру, послужить у нас делопроизводителем следственной части?

— А какая разница? Что в губернском суде бумажки подшивать, что у вас?

— Ну, не скажите, сударь мой, не скажите… А вести протоколы допросов? И следователь, если он, конечно, не дурак, всегда прислушается к доброму совету. А вы ведь наверняка захотите давать советы…

Интересно. «Если он, конечно, не дурак…» А дураков в их ведомстве не держат, всем известно… Соглашаться?

— Соглашайтесь, молодой человек, не раздумывайте. Где еще вы найдете такую, с позволения сказать, школу, как у нас?

А, была не была! Если воевать, так по-военному! В конце концов, что это за практика такая: сидеть в канцелярии и перебирать папочки с делами?!

— Я согласен, ротмистр…

— …Ваше благородие, господин следователь, да какой же я враг народа? Ну, бес попутал — купил муку из проросшего зерна. Так на копеечку же польстился! Семья-то, семья — это ж шесть ртов! Как всех прокормить?

— Не враг народа, говорите… Ну-ну. А то, что хлебом из вашей, так сказать, муки восемь человек отравилось, причем из них двое — маленькие детишки — до смерти? Это как?

— Так ведь, ваше благородие, ну кто ж знал, что детишкам-то? Мне б этот грех отмолить, а? Я бы и за вас свечку поставил…

— Ну, со свечками мы после разберемся, а пока скажите-ка мне вот что… Сами бы вы не додумались такую пакость делать. Так кто-то подсказал?

— Помилуйте, ваше высокоблагородие, да кто ж подсказывать-то станет? Ну, вот как есть, бес попутал…

— Господин делопроизводитель, запишите: подследственный упорствует и от дачи показаний отказывается. Значит, так: перерыв, а подследственного увести. Пусть поразмышляет…

Следователь Рославлев отодвигает папку с бумагами:

— А что, молодой человек, не испить ли нам с вами чайку, пока господин Смирнов размышляет и пока ему… хм… помогают собраться с мыслями? Подсаживайтесь-ка к моему столу…

Чай горячий и ароматный — не чета тому, что в кухмистерской.

— Сухарики берите… По вашему лицу вижу, что хотите что-то спросить, так?

— Да. Василий Федорович, но какой же он враг народа? Вор — да, но враг?..

Рославлев молчит, сосредоточенно мешая в стакане ложкой.

— Ну, в самом деле, ну, украл. Ну, люди пострадали. Но разве за это можно…

— Что «можно»? Можно ли за это в Сибирь? Да сколько угодно. Но вот скажите-ка мне, молодой человек: вот закатаем мы его в Сибирь. А кто в его лавке останется? Жена? Правильно, она и останется, благо половина имущества на нее записана. И что, думаете, она не станет худую муку продавать? Да еще как станет, даже больше чем этот сиделец. Ей же мужу посылки надо в Сибирь слать. А, скажете, не знала она, что он муку из проросшего зерна в дело пустил. Может быть, только верится слабо. Супруга его из самого что ни на есть купеческого звания и всю эту торговую премудрость не хуже мужа разбирает. Так что, вернее всего, знала. А раз так, то и ответ ей вместе с мужем держать…

— …Господин следователь! Подследственный Смирнов на допрос просится.