Театр в городе Ирбит, перестроенный под Пассаж

В феврале 1774 года самозваный полковник Ерушов забунтовал три слободы и двинулся на Ирбит. Ярмарочные воротилы пали в ноги губернатору Денису Чичерину: спаси, батюшка! А Чичерин коварно ответил, что рад бы, да нету войска. Возможно, он надеялся, что полковник Ерушов спалит Ирбитскую слободу дотла, и тогда ярмарка сама переползёт из Ирбита в губернский Тобольск.

Ирбитский поп Удинцев и ярмарочный писарь Мартышев созвали слобожан на сход. «Никто нас не выручит, братцы! – кричали они. – Надо ополчаться! Отобьёмся сами! Потеря барыша страшнее Пугачёва!»

23 февраля мятежники Ерушова заняли Зайкову деревню в 30 верстах от Ирбита. Ирбитское ополчение вышло на битву. По торговому тракту в заснеженном лесу, гудя, шагала длинная толпа мужиков с дедовскими фузеями, с вилами и топорами, с дубинами и длинными пистолетами, с цепами и кистенями, с крестьянскими косами на ратовищах и с купеческими гирями на верёвках.

На околицу деревни высыпала такая же толпа мятежников. Драка началась по-деревенски: стенка на стенку, будто масленичная потеха. Но здесь бились не до первой крови, а до последней. Мужики с матом рубили и кололи друг друга, таскали за бороды, валили ударами в ухо. Вытоптанные сугробы усыпали шапки и рукавицы. Мятежники сначала одолевали, Мартышева уже поволокли за воротник на расправу. Но ирбитские нажали, отбили вожака и погнали бунтовщиков из деревни. Ирбит без помощи войск отмахался от бунта и этим спас свою ярмарку.

Государыня сполна отблагодарит Ирбит за верность и храбрость: в 1775 году слобода станет городом. Князь Щербатов, герольдмейстер, составит для Ирбита герб: сабля, символ войны, скрестится с жезлом Меркурия, символом торговли. В указе Екатерина скажет: ежели кто ещё придумает чего-нибудь этакое на пользу новому городу, «Ея Величеству будет приятно».

Торг получит полную волю, и через столетие по богатству Ирбитская ярмарка станет второй в империи. В 1883 году на ярмарочные барыши в Ирбите воздвигнут бронзовый памятник Екатерине. Ваять государыню пригласят скульптора Михаила Микешина, автора знаменитого монумента «Тысячелетие России». И памятник, и ярмарку уничтожит советская власть.

Отважный писарь Мартышев, герой битвы у Зайковой деревни, в награду получил дворянское достоинство. А вот мятежный полковник Ерушов, попавший в плен, вскоре был четвертован на площади в Тобольске. Тобольск поторопился отомстить полковнику сразу и за бунт, и за крах надежд на разорение Ирбита.

Другим сибирским мятежникам повезло куда больше, чем Ерушову. В 1775 году, начиная новую войну с Турцией, государыня «покрыла милостивым указом» тех бунтовщиков, кто ещё не принял кары. Смертную казнь заменили каторгой, каторгу – ссылкой, ссылку – кнутом, обречённых на кнут вообще простили. Это спасло пугачёвцев Сибири, сидевших в тобольских казематах. Курьеры так долго возили судебные бумаги туда-сюда из Тобольска в Петербург, что указ помиловал узников раньше, чем судьи осудили их, а палачи исполнили приговоры.

Милость императрицы не позволила пугачёвщине стать в Сибири таким же могучим мифом, пожирающим жизни людей, как поверья раскольников о райских вертоградах и огненной купели.

Из бойни в Сакмарском городке в марте 1774 года Пугачёв вырвался с полутысячей казаков. Ещё с ним был Кинзя Арсланов: мудрый, как змей, владыка мятежной Башкирии. Окровавленным казакам Кинзя дал ночлег в деревне Ташла, а потом тайными тропами через снежные леса привёл Емельяна и остатки его войска в свою деревню Красная Мечеть. Здесь казаки охолонули от поражения.

Да, их разбили наголову – но война не проиграна. А Емельян осознал, что теперь он свободен от интересов Яика. Он стал царём, когда лишился царства. Пугачёв решил идти под Уфу на соединение с Ванькой Зарубиным-Чикой. Путь к Уфе пролегал через Воскресенский завод. «С Красной Мечети пошел на Каргалинской завод», – запишут потом следователи. Каргалинский – потому что на руде Каргалы.

Емельян на своём веку повидал русские, европейские и турецкие города, но уральский город-завод видел впервые: горы, пруд, плотина, под ней – крепость, но в крепости не храмы с колокольнями, а цеха с трубами. Это был особый мир, загадочный для донского казака, – «новая земля и новое небо».

Зачем заводам крепости, если в них нет гарнизона? И почему многие заводы дерутся с мятежниками, хотя не присягали престолу, как «транжементы»? С горы над ледяным прудом Пугачёв оглядывал завод, это странное индустриальное пространство, и чувствовал: ежели он вздыбит такую мощь, то дворянам конец.

На Воскресенский завод из-под Уфы прискакал полковник Канзафар. Он сказал, что Чика тоже разбит. И тогда Пугачёв принял совет мудрого Кинзи: идти дальше по таким же вот заводам среди лесов и гор. Тут Пугачёву всегда помогут башкиры. Главной силой Пугачёва тогда оставался Авзянский полк: двести отчаянных крестьян с Авзянских заводов Демидова. Коней и оружие авзянцы добыли в боях под Оренбургом. Командовал ими полковник Дорофей Загуменных. Полк и полковник дойдут с Пугачёвым до самого конца и полягут на поле последнего сражения.

Пугачёв приказал поворачивать на Авзян. Это было так неожиданно для жителей Воскресенки, что потом они сложат легенду, будто пугачёвцы исчезли с их завода, уйдя из храма во время службы через подземный ход.

Дорога вела к реке Большой Ик. Здесь, в лесных теснинах, стоял погибший Покровский завод. Пугачёв увидел унылое селение, чёрные остовы плавильных печей, пробитую плотину и ледяное ложе спущенного пруда, сияющее на мартовском солнце. Сквозь руины цехов журчал Большой Ик.

Отряд шёл дальше по тракту через дебри горной Башкирии. Дорога на Авзян проходила через другой завод – Вознесенский на реке Иргизле. Завод основал остзейский барон Карл фон Сиверс, гофмаршал императрицы Елизаветы. Сиверс был таким же баловнем приватизации, как Турчанинов, но куш урвал поменьше – несколько рудников Каргалинских медных полей. Гофмаршал сумел построить завод, а справиться с делом не сумел и сдал разорённый завод в казну. Вознесенка питалась рудой Каргалы и поэтому забунтовала вместе с Каргалой и Воскресенкой – в октябре 1773 года. Сейчас Вознесенка встречала Пугачёва с благовестом. И здесь Емельян в третий раз увидел каноническую иконографию горного завода.

Маленькая речка Иргизлы и прокопанная плотина Вознесенского завода

Все заводы были похожи друг на друга, как друг на друга были похожи «транжементы». А заводская жизнь отличалась от казачьей так же сильно, как сторожевые крепости отличались от промышленных предприятий.